Таким образом, в шолоховедении обнаруживаются многоаспектные подходы к изучению шолоховского психологизма. Наиболее плодотворные связаны с философским, общеэстетическим исследованием психологизма писателя. «Инвентаризация» средств и форм психологического анализа становится на настоящем этапе изучения Шолохова реликтовым образованием, она не способна объяснить подлинные отношения и закономерности психологического мира творчества великого писателя.

* * *

Одной из актуальнейших проблем современного литературоведения является поиск философско-эстетических оснований творчества какого-либо художника или же отдельно взятого произведения. Не говоря о всей совокупности аспектов рассмотрения этой сложнейшей – прежде всего с точки зрения теоретической и методологической – проблемы, укажем на то обстоятельство, что так или иначе она должна быть соотнесена с главным гносеологическим вопросом искусства – соотношением объективного и субъективного начал. Ведь содержание и формы выражения объективного и субъективного моментов в искусстве определяют любой раскрываемый автором материал, любое эстетически выраженное отношение художника к изображенной действительности, т.е. представляют самую сердцевину его метода и стиля. К тому же диалектика субъективного и объективного, как известно, регулирует в самом широком плане процесс познания человеком мира, объективной реальности.

Однако в искусстве слова этот процесс осложнен присутствием как бы вторичного субъективного начала, осуществляющегося в образе человека. Естественная закономерность субъективности познания бытия человеком в искусстве «удваивается» и представляет собой сложное эстетическое явление. Соотношение субъективного и объективного в искусстве выражается в особой эстетической форме, которая не является зеркальным отражением форм взаимодействия между субъективными и объективными началами, находящимися во внеэстетической среде, а представляет собой преображенное в определенных – специфических для каждого вида искусства – средствах и материале, иное соотношение и взаимосвязь, где активную роль играет сам предмет изображения – человек. Особенно это справедливо для литературы, в которой персонаж получает возможность и право самовыражения, эстетического самоопределения.

Д. С. Лихачев замечал в работе, посвященной тысячелетней история русской литературы, что по мере ее развития в ней возрастали «степени свободы» литературного персонажа [14, 173]. Литературный герой развитой литературы живет своей особой жизнью, определяемой как эстетическими законами данного художественного мира, так и процессом – также эстетически выраженным – своего самоопределения. Теоретически и методологически проблему изображения личности человека в литературе на материале творчества Ф. М. Достоевского разрабатывал М. М. Бахтин. В частности, он отмечал: «Изображение личности требует прежде всего радикального изменения позиции изображающего автора – обращенности к «ты». Не подметить новые объективные черты, а изменить самый художественный подход к изображаемому человеку, изменить систему координат» [15, 316]. Это суждение исследователя, что особая активность литературного персонажа, наличие в художественном тексте не просто пассивного объекта изображения, но развивающегося самосознания героя, меняет систему координат всего произведения, очень существенно. Тем более, что оно совпадает с наблюдениями и выводами философов и психологов, работающих над проблемой становления личности человека в истории общества и культуры.