Сама реакция Аксиньи психологически не детализированна, но мы отчетливо осознаем всю трудность ее положения с одной единственной надеждой на спокойную жизнь рядом с любимым человеком, с ее памятью обо всем страшном и счастливом времени, пережитом ею одною и вместе с Григорием, с пониманием того, что нет, не может быть полного счастья для ее Григория, пролившего столько крови, столько отвоевавшего, с предчувствием того, что и этот порыв к новой жизни не безоблачен и неизвестен пока его финал…

Высшей своей силы неразвернутое психологическое описание достигает в сцене смерти и похорон Аксиньи: «Аксинья умерла на руках у Григория незадолго до рассвета. Сознание к ней так и не вернулось. Он молча поцеловал ее в холодные и соленые от крови губы, бережно опустил на траву, встал. Неведомая сила толкнула его в грудь, и он попятился, упал навзничь, но тотчас же испуганно вскочил на ноги. И еще раз упал, больно ударившись обнаженной головой о камень. Потом, не поднимаясь с колен, вынул из ножен шашку, начал рыть могилу. Земля была влажная и податливая. Он очень спешил, но удушье давило ему горло, и, чтобы легче было дышать, он разорвал на себе рубашку. Предутренняя свежесть холодила влажную от пота грудь, и ему стало не так трудно работать. Землю он выгребал руками и шапкой, не отдыхая ни минуты, но пока вырыл могилу глубиной в пояс – ушло много времени.

Хоронил он свою Аксинью при ярком утреннем свете. Уже в могиле он крестом сложил на груди ее мертвенно побелевшие, смуглые руки, головным платком прикрыл лицо, чтобы земля не засыпала ее полуоткрытые, неподвижно устремленные в небо и уже начавшие тускнеть глаза. Он попрощался с нею, твердо веря в то, что расстаются они ненадолго…

Ладонями старательно примял на могильном холмике влажную желтую глину и долго стоял на коленях возле могилы, склонив голову, тихо покачиваясь.

Теперь ему незачем было торопиться. Все было кончено.

В дымной мгле суховея вставало над яром солнце. Лучи его серебрили густую седину на непокрытой голове Григория, скользили по бледному и страшному в своей неподвижности лицу. Словно пробудившись от тяжкого сна, он поднял голову и увидел над собой черное небо и ослепительно сияющий черный диск солнца» [4, 426-427].

Шолохов, кажется, ничего не делает для того, чтобы художественно передать эту преисполненную высоким трагизмом сцену. Первое и самое сильное ощущение, что писатель незримо присутствует на похоронах героини и тщательно фиксирует, что именно вовне происходит с героем, – «…Он… упал… и еще раз упал… потом, не поднимаясь с колен, вынул из ножен шашку, начал рыть могилу… Земля была влажная и податливая… чтобы было легче дышать, он разорвал на себе рубашку… Землю он выгребал руками и шапкой… но пока вырыл могилу глубиной в пояс – ушло много времени…»