– «И снова со всей беспощадностью встали перед ним прежние противоречия. «Нехай воюют. Погляжу со стороны… С меня хватит!» – думал он и, мысленно вернувшись к спору с Копыловым, поймал себя на том, что ищет оправдания красным. «Китайцы идут к красным с голыми руками, поступают к ним и за хреновое жалованье каждый день рискуют жизнью. Да и при чем тут жалованье? Какого черта на него можно купить? Разве что в карты проиграть… Стало быть корысти тут нету, что-то другое… А союзники присылают офицеров, танки, орудия. Вон даже мулов и то прислали! А потом будут за все это требовать длинный рубль. Вот она в чем разница!…» [4, 90]

На первый взгляд кажется, что этот поворот в размышлениях Григория не очень-то и существенен, что он обусловлен всем предыдущим его развитием. Однако в плане становления исторического самосознания героя поворот этот приобретает особую весомость и ценность, так как в нем обнаруживается совпадение линий развития индивида и массы, личности и народа.

Не случайно глава, связанная с особо резким и недвусмысленным обнажением социальных привязанностей Григория – разговор-спор с Копыловым, стычка с генералом Фицхелауровым, встреча с английским офицером, заканчивается анонимным казачьим признанием, повторяющим, по существу, главную, выношенную мысль главного героя «Тихого Дона»: «Со своими ли работаешь аль с чужими – одинаково тяжело, ежли работа не в совесть» [4, 130] .

* * *

Исследователи, говоря о психологизме творчества Достоевского, подчеркивали: «Его психологизм – это особый художественный метод проникновения в объективную суть противоречивого людского коллектива, в самую сердцевину тревожащих писателя общественных отношений и особый художественный метод их воспроизведения в искусстве слова… Достоевский мыслил психологически разработанными образами, но мыслил социально» [29, 63-64]. Можно сказать, что и у Шолохова психологизм не является лишь изощренным способом проникновения в отдельный человеческий характер, но выступает, прежде всего, как способ выяснения закономерностей становления сознания и психологии человека из народа.

Психологизм Достоевского, как это показано в работах М. Бахтина, существует в плоскости особого соотношения авторского сознания и сознания (самосознания) персонажей. Именно из пересекающихся силовых линий этих сознаний и рождается напряжение психологического и нравственно-философского раскрытия мира писателем. Сознание героя у Достоевского поставлено в ситуацию свободного саморазвития, и в этой данной ему свободе оно обнаруживает потенции глубокого обнажения тайн характера и природы человека вообще. То есть субъект у Достоевского как бы сам себя психологизирует, будучи определен в условия развития – неизвестных даже в полной мере самому писателю – возможностей своего самосознания. Самосознание (идеологическое, нравственное, философское и т.д.) героев писателя было в какой-то степени величиной абсолютной; от самосознания героя, как от ствола дерева, ответвлялись другие определители его художественного образа в целом. Только обладая исключительно широко развитым самосознанием и через самосознание, прежде всего, постигая мир, персонажи Достоевского могли осуществиться как равноправные авторскому сознанию фигуры и влиться в структуру «полифонического» романа.