Отбросив наши армии из Галиции, германское командование, увлеченное головокружительным успехом, задумало смелый план, который заключался в том, чтобы отрезать и окружить наши армии, оставшиеся впереди в огромном полукруге на территории Польши. Для этого они направили две мощные ударные группы, которые, прорвав на флангах это полукольцо, должны были соединиться далеко в тылу Варшавы; в этом случае все наши армии, составлявшие полукольцо, должны были очутиться в плену. Это было бы похоже на Седан, и Россия волей-неволей должна была бы капитулировать.

Таким образом, все теперь зависело от искусства нашего высшего командования, насколько оно сумеет вывести армию из-под решительного удара врага, так как военная истина гласит, что если армия сохранена, то как бы ни были велики неудачи, они еще не могут предрешить исход войны. Ярким примером в этом отношении служит Отечественная война, когда наша армия, не потеряв боеспособности, отступила даже за Москву. Но, в конце концов, Наполеон очистил Россию, и Париж был взят нашими войсками. Это хорошо также понимали и германские полководцы, и потому всеми средствами старались разбить нашу армию раньше того, как она получит пополнение свежей живой силой и снарядами. По пути нашего отступления, как я уже и раньше отмечал, не было заранее приготовленных укрепленных позиций, и солдатам после утомительного дневного похода под жаркими лучами солнца приходилось самим рыть окопы. Простояв на такой позиции день-два, мы снова отступали дальше. Иногда на фронте нашей дивизии немцы переходили в ожесточенные атаки, сопровождавшиеся громом орудий, ружейной и пулеметной трескотней. Пылали деревни, оказавшиеся в сфере огня, пылали в тылу наши огромные склады боевых припасов и продовольствия. Особенно жуткое и грандиозное впечатление производила эта картина пожарищ ночью. Тогда пылающие деревни казались огромными факелами, освещавшими наш путь отступления. В ночных сумерках, пронизанных кровавым отблеском пожарищ, белыми яркими звездочками вспыхивали шрапнели.

Но несмотря на упадок духа, страшное утомление походом и постоянное боевое напряжение, наша дивизия стойко защищалась от напора врага и уходила всегда последней.

Особенно тяжелое, деморализующее впечатление производил на нас вид беженцев, которые волной хлынули из Польши одновременно с отступлением наших войск. Первый табор беженцев встретился нам вскоре же после отступления нашего от Полясок. Эта тяжелая картина глубоко врезалась мне в память. Был жаркий день. Наш полк отступал. Впереди, утопая в облаке пыли, двигался не то какой-то обоз, не то стадо. Мы с любопытством вглядывались в странное, невиданное доселе явление. Мы быстро нагоняли печальное шествие и вскоре с ним поравнялись. Сердце мое тоскливо сжалось при виде того, что я увидел. Около десятка семейств со всем своим домашним скарбом и со скотом, гонимые ужасом войны, оставили свои насиженные гнезда и устремились в тыл, куда глаза глядят, поддаваясь всеобщей панике, охватывавшей население при приближении военной грозы. Впереди, поскрипывая, ехало несколько колымаг, то есть телег с крытым парусиной верхом и запряженных парой лошадей, точь-в-точь такие, как у нас в России ездят цыгане со своими таборами. В телегах в тени навеса сидели женщины с грудными детьми и старухи. На их лицах лежала печать неописуемого горя. Подростки, мальчики и девочки, как спугнутое стадо овечек, жались к телегам. Рядом с телегами шли, понурив головы, тяжело ступая, старики. Девушки с грустными, закрасневшимися от ходьбы лицами погоняли сзади телег скот, который поднимал густую пыль и мычал на разные голоса, не понимая, куда и зачем их гонят. Молодые подсвиночки визжали, норовя все время оторваться от общего стада и броситься в сторону, но их снова загоняли к стаду. Вспотевшие лошади фыркали от пыли и еле тащили тяжелые возы. А сверху немилосердно пекло летнее солнце. И жаль как-то было смотреть на этих несчастных людей, захваченных водоворотом войны и бросивших свои родные поля… Куда их занесет жестокая судьба?.. Впрочем, нет, эти далеко не уедут… Ведь мы отступаем последние, за нами по пятам следуют немцы. Значит, этим беженцам не уйти от немцев. Да и к чему, правду сказать, им было трогаться с места? Ведь немцы все равно им никакого вреда не причинили бы. В отношении вооруженной силы немцы, конечно, жестокий и упорный враг, но нужно им отдать справедливость, в завоеванные местности они несли с собой культуру и порядок. Проходя мимо несчастных беженцев, наши солдаты бросали на них молчаливые участливые взоры, не задев их по русской привычке ни одним шутливым замечанием, словно проникшись уважением к чужому горю. При виде нас некоторые женщины начали истерично рыдать, напуганные близостью немцев.