– Десять!!! – твердо скомандовал я.

– Взво-од, плли!!!

«Трррах!..» – раздался залп.

– Взво-од, пли!!

«Траррах!..» Потом снова залп, и еще залп, и еще залп. Правее тоже раздалось несколько дружных залпов. Это прапорщик Муратов дал знать о себе. «Слава богу, спасены…» – облегченно вздохнул я.

Артиллерийский огонь противника ослабел. Мимо поддерживаемые под руку здоровыми солдатами прошли несколько раненых с бледными лицами в окровавленной, изодранной одежде. Некоторые из них громко охали, иные тихо стонали.

Увлеченные боем, мы не обратили на них почти никакого внимания. Под прикрытием наших залпов пулеметчики благополучно убрали пулеметы. Дав несколько прощальных залпов, мы тронулись с места, и вскоре к Поляскам начали подтягиваться с разных сторон то в одиночку, то маленькими группами люди моей роты.

Прапорщик Муратов с частью своей полуроты был уже у Полясок. Он издали махал мне шапкой, и когда я со своими людьми подошел, то он бросился ко мне в объятия: от избытка чувств мы не могли выговорить ни слова и только крепко расцеловались. На глазах у нас обоих блеснули слезы.

– Я считал вас уже погибшим, – наконец вымолвил прапорщик Муратов.

– Да, близко к этому было.

Тут же стояли со своим пулеметом и герои-пулеметчики, которым мы, в сущности, и обязаны были спасением. В числе их был также знакомый уже читателю пулеметчик Василенко.

– Спасибо, молодцы-пулеметчики, за вашу поддержку. Всех представлю к наградам.

– Рады стараться, ваше благородие! – ответили те, лихо взяв под козырек, и на загорелых, разгоряченных лицах их, на которых отражалось еще не улегшееся волнение боя, заиграла хорошая, светлая улыбка.

Наш ротный фельдшер Новиков торопливо делал перевязку раненым. Он также был во всех наших злоключениях этого утра. Раненых посадили на реквизированную подводу, а на другую подводу поставили пулемет.

Медлить нельзя было ни минуты. Остатки моей роты выстроились. Подсчитали наличный состав. Оказалось, пять было ранено. Это и были те раненые, которые тут находились, а четыре пропали без вести; вероятно, они были или убиты снарядами, или тяжело ранены и остались на поле сражения.

– Рота, за мной! – скомандовал я, и мы двинулись быстрым шагом.

Но это было только одно название «рота», так как за мной следовало человек 25, то есть даже меньше взвода. Сзади ехали две подводы.

Так кончился арьергардный бой у деревни Поляски, который едва не стоил нам всем жизни.

В течение двух недель, не оказывая серьезного сопротивления противнику, мы отступали в общем направлении на Люблин, в районе которого год тому назад австрийская армия потерпела страшное поражение и отхлынула к Кракову. Но теперь было как раз обратное. Наша армия, охватывавшая Польшу поясом, все время отступала, принимая сосредоточенное положение. Варшава, таким образом, была накануне сдачи. Это больно било по нашему национальному самолюбию. Но наши чувства как-то притупились, мы просто устали уже реагировать на быстро разворачивавшиеся события. Отовсюду ползли слухи о наших новых и новых неудачах. Пала Рава-Русская, за нею без боя был очищен Львов. В Прибалтийском крае немцы заняли Либаву. Казалось, наша армия была накануне полного разгрома…