Государь, по-видимому, сердечно и с уважением относился к Кауфману.

Теперь Кауфман пришел ко мне расстроенный, взволнованный.

– Благословите меня! Сейчас я иду к государю. Выскажу ему всю горькую правду, – обратился он ко мне.

Около 11 ч. Кауфман снова пришел ко мне еще больше взволнованный, раскрасневшийся, со слезами на глазах.

– Ну что? – спросил я.

– Всё, что накопилось на душе, я высказал ему, – ответил он. – Между прочим я сказал: «Ваше величество, вы верите мне? Верите, что я верноподданный ваш, что я безгранично люблю вас? – Отвечает: «Верю». «Тогда, говорю, – разрешите мне, я пойду и убью Гришку!»

Государь расплакался, обнял и поцеловал меня. Мы несколько минут простояли, молча, в слезах.

– Какой же результат выйдет от вашего с таким трагическим концом разговора? – спросил я Кауфмана.

– Никакого! Несчастный он, безвольный! – со слезами ответил Кауфман.

В один из следующих дней, когда я шел через садик во дворец к высочайшему завтраку, кто-то окликнул меня.

Оглянувшись, я увидел министра народного просвещения графа П.Н. Игнатьева.

– А я поджидал вас, – сказал он, здороваясь со мной. – Вот тут, в портфеле, у меня документы того безумия, которым Протопопов толкает государство в пропасть. Хочу пойти к государю и представить ему эти документы, а заодно и прошение об отставке. Благословляете на это?

– Сказать правду государю вы должны, и на это благословляю, но на уход от дела – нет! Идите же с Богом и, как умеете, по совести, раскройте государю глаза на ужас, которого он не хочет заметить!

В тот же день гр. Игнатьев имел длинный разговор с государем.

9 ноября прибыли в Ставку Штюрмер и министр путей сообщения А.Ф. Трепов. О последнем я должен сказать несколько слов.

Когда Трепов был назначен на пост министра путей сообщения, его назначение удивило и Ставку, и общество. Кроме того, что Трепов, подобно каждому другому гражданину, иногда ездил по железной дороге, он к государственным путям сообщения не имел никакого другого отношения. В Государственном Совете, членом которого он состоял, он слыл молчальником. В своей предшествовавшей деятельности ничем особенным он не выделился. И, однако, став министром путей сообщения, он скоро заставил заговорить о себе.

Ревизовавший в 1916 г. железные дороги на театре военных действий Савич, б. товарищ прокурора СПб. судебной палаты и мой сослуживец по Смольному институту, где он преподавал в девятисотых годах законоведение, летом этого года с восхищением рассказывал мне о своих докладах Трепову, который буквально поражал его быстротой своего ума, чрезвычайно глубоким и тонким пониманием дела, которое раньше ему не было известно.