Светлый фон

– Конечно, вы хорошо сделали, переговорив с государем. Но… дело не в Штюрмере, не в Протопопове и даже не в Распутине, а в ней, только в ней. Уберите ее, посадите ее в монастырь, и государь станет иным, и всё пойдет по-иному. А пока всякие меры бесполезны!

– Всё же вы обязаны говорить с государем, – сказал я.

– Да, я непременно буду говорить с ним. Если он не начнет разговора, я начну, – ответил великий князь.

Вел. князь прибыл в Ставку для разрешения ряда вопросов, касавшихся Кавказского фронта и края. Конечно, всех интересовало, как будет относиться государь к своему гостю. Я наблюдал их за завтраками и обедами 7 и 8 ноября. Деликатность и приличие решительно ничем не были нарушены. Но холодность отношений чувствовалась. Уже такая краткость гощения великого князя в Ставке после столь продолжительной разлуки с государем свидетельствовала, что прежних родственных, теплых отношений между царем и великим князем не стало.

Отъезд великого князя был назначен в 10 ч. веч. 8 ноября. В половине десятого вечера к великокняжескому поезду собрались, как и перед приездом, старые сослуживцы великого князя. Сам великий князь после высочайшего обеда задержался на несколько минут у государя и приехал к поезду около 10 ч. вечера.

Быстро простившись со всеми, он пригласил меня зайти на несколько минут в его вагон. Тут, в своем кабинете, он рассказал мне о своем прощальном разговоре с государем.

– Сам государь ни намеком не обмолвился о нашем внутреннем положении. Я заговорил: «Положение катастрофическое, – говорю я ему. – Мы все хотим помочь вам, но мы бессильны, если вы сами не поможете себе. Если вы не жалеете себя, пожалейте вот этого, что лежит тут!»

И я указал ему на соседнюю комнату, где лежал больной наследник.

– Я только и живу для него, – сказал государь.

– Так пожалейте же его! Пока от вас требуется одно: чтобы вы были хозяином своего слова и чтобы вы сами правили Россией. Государь заплакал, обнял и поцеловал меня. Ничего не выйдет! – помолчав немного, с печалью сказал великий князь и безнадежно махнул рукой. – Всё в ней, она всему причиной…

Мы расстались.

9 ноября, в 10 ч. утра, ко мне зашел член Государственного Совета П.М. Кауфман, состоявший при государе в качестве лица, объединявшего все учреждения Красного Креста на фронте. Раньше мы с ним не были знакомы, а в недавнее время близко сошлись на почве одинакового отношения к Распутину и к распутинской клике. Он первый подал повод к нашему сближению.

– Я, кажется, обращаюсь по адресу, – сказал он, явившись ко мне в первый раз, и сразу, волнуясь, начал говорить о той страшной беде, какой представляется ему распутинская история.