После его ареста первым, как обычно, предал своих сообщников Гастон Орлеанский. Он выдал всех просто ради того, чтобы его избавили от утомительных очных ставок и допросов. Так же поступил вскоре и герцог Буйонский. Взамен они оба получили помилование.

А вот несчастный маркиз де Сен-Мар 12 сентября 1642 года взошел на эшафот. Ему было тогда всего 22 года.

Главным сподвижником де Сен-Мара в задуманном им предприятии по устранению «тирана-кардинала» был его лучший друг 35-летний Франсуа-Огюст де Ту, у которого тоже были свои сугубо личные мотивы для ненависти к Ришелье. Этот человек был обезглавлен в тот же день[25].

Но до этого де Сен-Мара после множества допросов привезли в Лион, где он предстал перед членами Следственной комиссии. Там он рассказал обо всем и признался, что господин де Ту знал о договоре с Испанией, но все время пытался убедить его не принимать в этом участия. Потом ему устроили очную ставку с его другом, но тот лишь пожал плечами и ни единым словом не упрекнул его в предательстве.

По сути, де Ту знал об измене Франции, но не стал доносить на своего друга. На суде он так объяснил причины этого:

– Я узнал о договоре, заключенном с Испанией, из рассказа самого де Сен-Мара, но тот сказал мне, что договор вступит в силу лишь в том случае, если французские войска потерпят поражение в Германии. Но наши войска постоянно одерживали победы, а потому у меня не было никакой надобности изменять другу ради спасения государства от воображаемой опасности…

На основании этого некоторые судьи были даже склонны оправдать де Ту, но кардинал де Ришелье потребовал для него смертной казни, базируясь на старом декрете Людовика XI, предписывавшем карать главных зачинщиков измены наравне с теми, кто знал о ней, но не довел безотлагательно до сведения правительства.

Удивительно, но сам де Сен-Мар был столь далек от мысли о смерти, что когда ему перед объявлением приговора предложили поесть, он ответил:

– Есть я не хочу. Мне прописаны пилюли, дабы очистить желудок, надобно их принять.

Жедеон Таллеман де Рео дальнейшее описывает так:

«Он так почти ничего и не съел. Потом ему объявили приговор. При этом столь суровом и неожиданном известии он не выказал, однако, и признака удивления. Он держался стойко, и та мучительная борьба, которая происходила в его душе, никак не проявилась внешне. Хотя, согласно приговору, его не должны были подвергать пытке, ему все же пригрозили ею. Это его растревожило, но он и тут ничем не выдал себя и уже начал расстегивать свою куртку, когда ему велели поднять руку и говорить правду. Он продолжал стоять на своем и заявил, что добавить ему больше нечего. Умер он с поразительным мужеством, не стал говорить пустых речей, а только поклонился тем, кого увидел в окнах и узнал; он все делал поспешно и, когда палач хотел отрезать ему волосы, отнял у него ножницы и передал их брату-иезуиту. Он пожелал, чтобы ему лишь слегка подрезали волосы сзади, остальные он начесал себе на лоб. Он не захотел, чтобы ему завязывали глаза. Когда палач нанес удар, глаза Сен-Мара были открыты…»