Другие кричали без причины. Там было все, чтобы довести вас. За два с половиной месяца я был в туалете только один раз, так был напуган. В конце я весил тридцать пять килограммов, и у меня были сильные головные боли. Врач, который лечил меня, сказал, что он дал самую мощную дозу транквилизаторов, какую кому-либо когда-либо давал. Он сказал: „Вот увидите, вы вернетесь к этому“. Это и произошло. Закончилось тем, что я вышел из госпиталя, когда военные врачи подписали петицию, где говорилось, что они больше не отвечают за меня. Последние два года были такими ужасными из-за этих детоксикаций, что я потерял зрение». Он жаловался, что его «плохо лечили», и в заключение сказал: «Без сомнения, Пьер Берже прав, когда говорит, что я родился с нервной депрессией. Я очень сильный и очень хрупкий человек одновременно».

Впервые Ив Сен-Лоран рассказал свои секреты, больше не употреблял наркотики, не пил и подчинился духу времени, который требовал исповеди. Спустя двадцать лет после того, как он позировал обнаженным для Жанлу Сиеффа, он обнажился там, где никто не ожидал — в личной жизни. Ив риснул пожертвовать тем, что всегда защищал в моде. «Когда женщина теряет свою тайну, она теряет все». «Плохой психоанализ! Это даже не Вуди Аллен», — говорила Лулу де ла Фалез об этих интервью. В то время как Жани Саме, первая журналистка, когда-то взявшая интервью у Ива Сен-Лорана в 1954 году, похоже, хорошо знала его характер: «Я помню этого высокого человека, такого худого и такого застенчивого еще в Оране. Он был на пути к славе. Это была моя первая статья. Теперь передо мной сидел ссутулившийся мужчина. Но всегда в нем видна фантазия, она в его глазах, она сияет за очками». Разве не в июле 1991 года он нашел название для своего нового женского парфюма?! Патриция Тюрк Пакелье, новый директор по международному маркетингу, выпускница Procter and Gamble, рассказывала ему концепцию этих духов: «Это счастливая женщина, которая сияет». Он воскликнул: «Шампанское!»

Figaro опубликовала текст, специально написанный Сен-Лораном для журнала. Текст назывался «Слава». «Мне нравится слава. Слава — это праздник. Я люблю праздник. Это весело. Все сияет, все сверкает, все искрится. Бокал шампанского, золотые канделябры, золотая отделка стен, золотые декорации. Слава всегда в золоте. Она позолочена золотым листом. Слава старинная и вековая. Это шум, много шума.

Она взрывается, ударяет молнией. Ей на все наплевать. Она движется над миром. Она беспокоит. Слава, я ее хотел. Она укрепляет меня, очищает меня, вдохновляет меня, наполняет благоуханием. Я медальон, распятый на груди этой героини, полубогини и почти королевы, которая называется славой»[890].