Женщины менялись. Будут ли они менее стеснительными? Они больше не хотели прятаться под одеждой. Их макияж стал светлее, кожа мягче, плечи естественнее, каблуки ниже. Этот комфорт скрывал в себе разные страхи: что мужчины больше не посмотрят на них, что права, которые они завоевали, должны снова завоевываться, а соблазнительность покинет их. «Ив был бесспорным, таких больше нет», — говорила Палома Пикассо, в черных легинсах от Dior, в черном свитере от Hermès, в шелковом шарфе от Паломы Пикассо, в ярко-розовом жакете от Сен-Лорана. «Я всегда смешивала все, чтобы быть одетой в саму себя». Манекенщица вытирала помаду в конце дефиле: «Так я слишком мадам!» Они хотели жить, дышать. А он?

25 ноября 1991 года Ив Сен-Лоран вернулся из Марракеша, чтобы отпраздновать день святой Екатерины — традиционный праздник парижской моды — со своими сотрудниками. «Конечно, мои дети, с вами мы всего достигнем: мои солнечные лучи, мои феи, мои трубадуры, мои королевы и короли, — говорил Сен-Лоран. — Я стал на тридцать лет моложе, и благодаря вам, я хочу создать самые красивые коллекции, драгоценные, чистые, как созвездия. Тех, кто обижает нас до слез, говоря, что Высокая мода кончилась, гоните их в подземные паркинги глупости и злобы, где мадам Мюноз ждет их с пулеметом. Вот и все, я все сказал. За исключением одного, что я благодарю вас, я никогда не забыл бы это сказать. Завтра, послезавтра и навсегда…» В этот день Ив Сен-Лоран также обратился к отсутствующему Пьеру Берже: «Я благодарю весь модный Дом и господина Берже…» Перечислив несколько имен, он закончил словами: «Спасибо всем красивым рамкам из золотого дерева, которые окружают меня…» Зал был полон веселья, он завершил: «Вот и все. Время для радости, шумного смеха и танцев. „Здесь радость, — как говорил Трене, — ласточки улетают на каникулы“. Хорошего Дня святой Екатерины!» Они аплодировали ему. Он ушел веселый, как ребенок, со следами поцелуев на щеках.

Январь 1992 года. В мастерских ткани сопротивлялись рукам, их гладили, чтобы «успокоить», а для придания «силуэта» еще гладилось маленькое трапециевидное платье из хлопка. Здесь ничего до конца не было завоевано раз и навсегда. Жизнь Высокой моды ускользала от прогнозов, расчетов о рентабельности и карьерных планах. Мадам Рене стала первой швеей после ухода на пенсию ее сестры Эстер. На посту второй швеи она ждала двадцать четыре года, пока смогла «набрать» себе клиенток. Работа? Это борьба с материей. В стиле мастерской Флу было видно влияние техники Диора. Например, платье-корсет из тафты без бретелек, с прутьями из перьев и стали, прятало под видом бабочки целую систему: «Чтобы декольте держало форму, было наполненным, добавляется вата. В противном случае оно сломается на груди», — объясняла Симона, одна из швей. «Его мода нисколечко не постарела. Это привилегия шедевров», — писал Пьер Берже в статье, открывавшей каталог, специально изданный для модного Дома Yves Saint Laurent, где были также статьи Франсуазы Саган, Бернара-Анри Леви, Маргерит Дюрас. В альбоме были помещены фотографии всех вдохновителей кутюрье. Самая большая фотография Луи Жуве. «Тридцать лет требуют много сил, чтобы все время быть на месте. Я точно дебютант нервничаю, — признавался Ив Сен-Лоран, находясь в своем офисе на авеню Марсо, хотя тут же добавил: — Сегодня наше ремесло находится в состоянии упадка. Я не могу понять. У модного Дома „Шанель“ на одежде везде цепи и кожаные ремни. Эта бедная женщина наверняка перевернулась в могиле. Я вижу страшные, садомазохистские вещи…» Пьер Берже заявлял: «Мы совершили прекрасное путешествие».