Если его послушать, так Том Форд, казалось, попал в очень архаичную систему производства: «Не было даже машинок для петлиц!» Все происходило очень быстро. Из Лондона или Лос-Анджелеса благодаря системе видеоконференций Том Форд мог руководить примеркой в Париже. Том, который спал всего четыре часа в сутки, был богат, очень богат. «Но менее богат, чем Ив Сен-Лоран или Джорджио Армани, — признавался он с улыбкой. — Правда, я моложе». Состояния, какое он накопил за пять лет в модном Доме Gucci, могло с лихвой хватить ему до конца дней. Но у него были амбиции. Что заставляло его стремиться вперед? «Желание развиваться. Я боялся заскучать с того момента, как Gucci вернулся на свою орбиту. Мне нужна новая цель. Я хочу этого, господин Берже и Ив гордятся мной»[1019]. Последнее предложение явно было лишнее.

Техасец никогда не был так напряжен. Прибытие в столицу было непростым. LVMH Group продолжала юридическое наступление на Gucci и готовилась подать новые иски, требуя отменить трехмиллиардный резервный прирост капитала, который был предоставлен PPR в 1999 году. 11 октября Gucci направила встречный иск в окружной суд Амстердама, чтобы заставить LVMH отказаться от своей доли, которой она злоупотребляла, чтобы «оказать влияние на деятельность Gucci, что противоречит правилам конкуренции». «Ситуация тяжелая, но не такая уж трагическая»[1020], — говорил Доменико де Соле и уверял, что подвергся слежке со стороны частных детективов, нанятых группой LVMH.

Какие еще новости? В Милане у Тома Форда был первый настоящий провал. Его коллекция весна — лето 2000 года для Gucci, представленная в октябре, вызвала неприятные ощущения. Его боевые корсеты-брюки раскритиковала американская пресса, которая нашла в этом элемент мачизма… Более того, у Тома Форда появился повод схватиться за голову от последствий идеи с авеню Марсо: в бутике Высокой моды было объявлено о запуске старых модных «хитов», таких как смокинг, первые брюки, куртка-сафари, что было воспринято кланом Gucci как вызов. Разве они не заплатили когда-то большую сумму за права на воспроизведение?! Кардиганы, расшитые цветами и арабесками, сделанные золотыми руками швей с авеню Марсо, выглядели как провокация… Цвета одежды и аксессуары-талисманы, разработанные Лулу де ла Фалез, контрастировали с первой одеждой, выпущенной Томом Фордом для бутика YSL Rive Gauche на улице Фобур-Сент-Оноре, где он уже значительно упростил оформление. Это коллекция «Круиз». Белые пиджаки, черные смокинги висели на вешалках в полной тишине. Все выглядело так, будто новая команда, успокаивая других, хотела сама себя успокоить. Марк Ли, президент компании Yves Saint Laurent, даже отправил всем сотрудникам письма, чтобы сообщить об «энтузиазме клиенток по поводу новых товаров, созданных Томом Фордом в рамках коллекции „Круиз“, которая в течение нескольких дней дала прирост в 100 %». Словно чтобы обострить ситуацию, прозвучали убийственные слова Пьера Берже в газете Libération. Когда его спросили о новых финансистах мира моды, он ответил: «Они хотят заработать деньги сразу. Как и в конном бизнесе, они должны составить хорошие конюшни, покупая Гальяно, Марка Джейкобса[1021], или же закупить этих итало-американских „скаковых жеребцов“, как сделал Том Форд с Gucci. В музыке, в песне, в танце происходит то же самое: везде представители американских школ, чрезмерно талантливые, нацеленные на маркетинг как стрелка компаса. Одной вещи им не хватает — души»[1022]. Пятница, 13-е. Место — не что иное, как музей Родена, превращенный в черную шкатулку. При входе стояла «шеренга» из тридцати юношей и девушек в черном и приветствовала гостей… «Это был „Ребенок Розмари“[1023] в гигантском варианте или похороны Виктора Гюго», — заметила газета Figaro. Внутри был разбит сад из черных орхидей, откуда доносились испарения благовоний. Цветы в ящиках из оргстекла с лепестками в виде капель карминного цвета подчеркивали декорацию тишины и власти, на чем делался жирный акцент. На черных подушках был установлен черный картон, на нем белыми буквами написано: «Сегодня важно вернуться к основам, сделать выбор, избежать излишеств, упростить и уточнить. Решить: черный или белый цвет». Публика занимала места на серых фланелевых диванах (с черными атласными подушками на первом ряду). За кулисами, со стиснутыми зубами и горящими глазами, Том Форд отдавал стратегические приказания. Орландо Пита[1024] причесывал моделей а-ля Бетти Катру и бритвой срезал кудри. Он думал вначале о шиньоне и ярко-красных губах, но «это выглядело бы устаревшим», как сказал американский журнал Harper’s Bazaar. И еще он ненавидел красные губы, по его мнению, «не чувственные, не зовущие к поцелую». Пэт МакГрат[1025], визажистка, рисовала поэтому полустертые губы. За неделю до дефиле Пита сменил всю обувь и вызвал модельера Филипа Трейси[1026], чтобы попросить его сделать шляпы… Как говорили, каждая манекенщица имела инструкцию, — «правую руку в кармане».