Обыкновенный зритель, стоя на гимринском обрыве, может любоваться редкими, поразительными видами, особенно если он еще не свыкся с картинами дикой горной природы, но испытывать такие впечатления, волноваться такими чувствами, какие испытывал я, в первый раз очутившись на этом месте, мог только участник нового периода Кавказской войны – периода, начатого после несчастной экспедиции князя Воронцова летом 1845 года, и вообще человек, достаточно знакомый с историей минувших кровавых событий.

Наконец, батальон был обмундирован, обшит, люди отдохнули, ото всех отдавало комиссариатским запахом юфти, нового сукна и холста.

17-го числа вечером Соймонов потребовал меня к себе и объявил, что полковому командиру угодно, чтобы я как поручик готовился в ротные командиры и для этого занялся фронтовой службой, поэтому сдал бы должность адъютанта другому, а сам поступил субалтерн-офицером в 9-ю роту к капитану Багизардову.

– Мы с вами отмахали славный поход-с, – прибавил покойник Илья Алексеевич. – Все начальство батальоном довольно-с; без наградишек не останемся. Завтра Павел Николаевич осмотрит батальон-с, а 19-го числа выступим в Шуру-с, караулы занимать-с.

На этом кончилась моя кратковременная адъютантская должность. Приходилось поступать в новую науку, и я не без смущения подумывал о предстоявшем на другой день смотре и моем дебюте в строю. Я поспешил к капитану Багизардову, явился в качестве подчиненного, хотя у нас от субалтернов в отношении ротных командиров по издавна вкоренившимся обычаям строгой подчиненности не требовалось. Я передал ему о предстоящем смотре и моих опасениях. Но он меня успокоил уверением, что смотр будет преимущественно хозяйственный, будет относиться главнейше до мундиров и амуниции и что поэтому субалтерн-офицерам придется только присутствовать в качестве зрителей.

И действительно, 18-го числа полковой командир перебрал чуть не весь батальон поодиночке, осматривая пригонку вещей, сапоги, ранцы и прочее. Затем, поблагодарив батальонера и ротных командиров за отличное состояние батальона, пропустил нас «справа по отделениям», пожаловал людям по чарке водки, раздалось: «Покорно благодарим ваше высокоблагородие!», и батальон ушел с плаца. А 19-го числа часу в 10-м утра, еще раз осмотренные, мы выступили в Шуру, провожаемые женским населением Ишкарты, перед которым ротные песенники постарались лихо затянуть свои: «Сени, мои сени, сени новые, кленовые, решетчатые!» с аккомпанементом барабана, бубна, ложек и припляской ложечника.

Когда мы поднялись на гору и оставшиеся за нами в лощине серые земляные крыши штаб-квартиры стали исчезать, я почувствовал облегчение, как будто вырвался из заточения на свободу. Человек нередко без видимой причины чувствует антипатию к другому человеку; у меня бывала такая антипатия и к некоторым местам. К этому разряду на Кавказе принадлежали Ишкарты и еще некоторые другие, о которых придется говорить позже.