Внезапно наступило ещё более сильное ухудшение, и пытаясь смочить ей губы, я заметила, что милый сердцу взгляд уже затуманился, хотя она до последнего оставалась в полном сознании. При жизни у Елены Петровны была привычка шевелить одной ступнёй, когда она о чём-то напряжённо размышляла, и сейчас её нога находилась в непрестанном движении, пока она не прекратила дышать. Когда надежды на благоприятный исход не осталось, сиделка вышла из комнаты, оставив Ч. Ф. Райта, У. Р. Олда и меня с нашей обожаемой Е. П. Блаватской; первые двое стояли перед ней на коленях, причём каждый держал её за руку, а я находилась сбоку от неё, поддерживая её голову одной рукой; в таком положении мы провели долгие минуты. Блаватская ушла так тихо, что мы едва ли заметили точное время, когда она перестала дышать; комнату заполнило чувство глубокой умиротворённости…[989]

* * *

В течение предшествовавшей недели в России, в доме родных Елены Петровны, тёти Нади и тёти Екатерины, творились странные вещи. 4 мая 1891 г. Надежда написала об этом Вере. Копия этого письма была отправлена Олькотту, который опубликовал его в «Теософисте» (апрель, 1893 г., с. 430–431):

Мне было предупреждение, но я не сразу поняла его. Помнишь то кольцо, которое она прислала мне из Индии? Простое, крупное кольцо с агатом; камень овальный, плоский, с желтоватым оттенком, почти прозрачный, с крошечной веточкой мха прямо по центру кристалла. Я носила его добрые двадцать лет, и камень никогда не менял цвет – он всегда был прозрачен, как стекло. Но вот уже около месяца [это письмо было датировано 4/16 мая 1891 г.], как я заметила, что он потемнел и утратил яркость. В конце концов он стал угольно чёрным, так что даже побега мха не видать. Я и подумать не могла, что кварц может так сильно потемнеть. Я его и мыла, и чистила, и тёрла, да только всё без толку. Камень оставался чёрным до самой смерти Елены, затем начал светлеть и через несколько дней снова стал прозрачным…

В Светлый понедельник мы услышали в самой середине обеденного стола такой громкий стук, что все прямо подпрыгнули на своих местах. В то время она ещё была жива; но во все последующие дни мы днём и ночью слышали странные шумы, похожие на звук разбитого стекла, щелчки или удары по мебели. Когда я получила от графини Вахтмейстер письмо о том, что дело плохо, её (Елены) уже не было в живых, но мы об этом не знали. Я как раз читала его в гостиной моей сестре (мадам Витте), которая, прослушав это письмо, сказала: «Уверена, она поправится». И в тот же самый миг раздался грохот; мы вскочили в испуге и побежали посмотреть, что случилось, поскольку звук, исходивший из угла комнаты, был такой, будто стена развалилась на кусочки. Затем мы подумали, что, вероятно, обеденный стол вместе со всей посудой из стекла и фарфора разбился вдребезги. Вовсе нет: всё было цело и невредимо. После того, как пришло письмо Веры и твоя телеграмма, все звуки прекратились.