В «Оккультных заметках и дневниках» есть следующая запись:

Я убеждён в том, что учителя мадам Блаватской были людьми в высшей степени праведными и просвещёнными, и испытываю к ним такое доверие, которое ученик обычно испытывает к учителю[1082].

В «Оккультных дневниках» Йейтс также говорит о разочаровании в Эзотерической секции, поскольку в ней не проводились никакие оккультные эксперименты, и о том, что он настоятельно попросил Е. П. Блаватскую устроить такой эксперимент. Зная о том, что она считает подобные исследования опасными, он был удивлён тому, что она согласилась на это. Он рассказывает:

Мне всегда не хватало доказательств, но я стыдился в этом признаться. Я прочитал в «Астрологии» Сибли, что, если сжечь цветок дотла, а затем выставить его пепел под стеклянным колпаком на лунный свет, то можно увидеть фантом этого цветка. Я убедил в рациональности этого опыта других членов секции, которые жили одни, в отличие от меня, и могли спокойно экспериментировать и без конца жечь цветы[1083].

Такое бессмысленное надругательство над природой возмущало других членов, и поскольку Йейтс явно не собирался отказываться от своих намерений, его вежливо попросили уйти. Он покинул движение в 1889 г.

В знаменитой автобиографии Йейтса есть глава «Четыре года с 1887-го по 1891-й», в которой говорится о его отношениях с Е. П. Блаватской. В ней также рассказывается о его связи с движением «Золотой Рассвет» и одним из его основателей, Макгрегором Мазерсом, каббалистом и теософом, автором книги «Разоблачённая Каббала». Когда в 1922 г. автобиография Йейтса была опубликована под заглавием «Трепет покрова», жена Мазерса, Мойра, сестра известного французского философа Генри Бергсона, была возмущена тем, как Йейтс описал её мужа, и написала поэту:

Ваши неточности, вероятно, связаны с тем, что Вы рассказываете о событиях и впечатлениях многолетней давности, полностью утратив связь с оригиналом Вашего портрета… Я также ознакомилась с Вашими рассуждениями о Е. П. Блаватской, великом первопроходце, которая сделала путь более простым для меня и для Вас. Вы так и не смогли разглядеть душу за этими глазами, хотя Вы замечательно описали её оболочку[1084].

Однако, судя по следующим отрывкам, ему всё же удавалось временами рассмотреть подлинную сущность Елены Петровны.

По вечерам она сидела перед маленьким столиком, покрытым зелёной бязью, и непрестанно писала на нём кусочком белого мела. Она чертила символы, порой имеющие забавное объяснение, а иногда вовсе непонятные фигуры, но в основном мел этот требовался ей для записи счёта во время раскладывания пасьянса. В соседней комнате можно было увидеть огромный стол, за которым её последователи и гости, коих часто было немало, каждый вечер собирались на вегетарианский ужин, а она подбадривала их или подшучивала над ними через открытую дверь. Великая страстная натура, доктор Джонсон в женском обличии, она восхищала всякого мужчину или женщину, обладавших хоть сколько-нибудь богатым внутренним миром. Она не терпела формализма и неуместного абстрактного идеализма в окружающих людях, и порой разражалась упрёками и множеством прозвищ: «Ах, какой же вы олух, хотя и теософ и брат»…