Пашину диссертацию приняли для защиты в ИК.

Докладывал он достаточно бойко, но немного путался в терминах и несколько раз упомянул про эффективность системы и каждый раз по-другому. Ермольев, желая ему помочь, чтобы сгладить впечатление от услышанного, спросил его, что он понимает в работе под эффективностью. Паша начал отвечать в своей манере: «Ну, как вам объяснить…» (имелось в виду, чтобы вы поняли). И он объяснил, как умел. Ермольев попытался его поправить, но Паша упорно не желал принимать предложенную помощь и изобретал на ходу все новые определения эффективности. Отвлечь себя другими вопросами он не давал, как не давал на них ответа, возвращаясь каждый раз к эффективности. Увы, он с треском провалился.

До защиты Карева в Ученом Совете понятия не имели, что такое НИИ Гидроприборов, но теперь запомнили это название. После защиты Паши наша фирма в Ученом Совете не котировалась.

Почему меня не предупредили Коваль или Мороз-Подворчан об этом инциденте, не знаю. Вероятно, и они не были в курсе дела — защита закрытая, тематика не связана напрямую со вторичной обработкой?

Не знаю, имел ли Мороз-Подворчан, знавший Жука со времен основания ИК, возможность объяснить ему, что я представитель заказчика, на фирму которого и он работает и ко мне нужно относиться серьезно.

В течении беседы Жук поведал, что назначен ко мне «для проверки на дорогах» — на пути к Большому Ученому Совету ИК. Специализированные Советы ИК не были допущены к сов. секретным работам. Большой Совет, на котором рассматривались докторские диссертации и утверждались решения специализированных Советов, рассматривал на нем и сов. секретные кандидатские. (Через десять лет Саша Москаленко был польщен, когда оказалось, что на его предзащите присутствуют доктора наук, удивившиеся, зачем это его кандидатскую работу рассматривают они — их дело — докторский уровень). В Большой Совет входили большие люди — Сам — Глушков, его зам В. С. Михалевич, начальники ведущих отделов, в недалеком будущем отделений, ставшие академиками Украины. Даже входившие по должности председатель профкома и начальник первого отдела (зам. по режиму) были со степенями — первый доктор биологических наук, второй кандидат юридических.

Ладно, заключил Жук, диссертацию еще посмотрят, а тебя ждет Кунцевич.

Не помню сам ли я просился к нему, либо его тоже назначили в проверяющие, но он решал вопросы с назначением оппонентов. Всеволод Михайлович сказал, что, к сожалению, сам он занят и оппонировать мою работу не может. Обсудили кандидатуры других возможных первых оппонентов — докторов наук из ИК. Кунцевич предложил искать со стороны, но тех, кого знают в ИК. Я тут же назвал его приятеля Первозванского — он удивился, но подумав, сказал, что не пойдет. «А Челпанов?», теряя надежду, спросил я. Вот он как раз.