Перед первым сентября, после года отсрочки школы из — за скарлатины, обнаружилось, что у меня нет «Азбуки» — матерчатой кассы с карманчиками для букв. Я не понимал, зачем она мне нужна, за этот год я сам научился и уже читал книжки. Но мама посчитала, что раз положено, то нужно. За ночь она сшила из клеенки кассу. Буквы, написанные на кармашках чернилами, легко стирались, но у меня была настоящая касса, как у всех (в магазинах ничего не было, где доставали остальные — не знаю). Касса, конечно, не понадобилась. Я пробыл в школе один день, а на следующий меня отправили в Ворзель, на восстановление после скарлатины. Когда я снова появился в классе, кассой как — то уже пользовались мало.

Атмосфера в части, где работала мама, несмотря на военную дисциплину, была дружественная. Помню пару вечеров с самодеятельностью и танцами, на которые меня водила мама, и где я ухитрился выиграть какой — то конкурс про города.

Один из старших офицеров как — то спросил маму, не родственница ли она изобретателю радио Попову — тогда как раз началась кампания за приоритеты. Мама ответила отрицательно. «Жаль», сказал офицер.

— ? — «Дело в том, что я‑то сам родственник — вот и нашел бы кузину или племянницу».

В конце 1948 года папу опять призвали в армию. В мирную жизнь он, как и многие фронтовики, встраивался трудно. Его ровесники — однокашники, остававшиеся в тылу по броне, уже приобрели опыт в профессии, по которой специализировались и достигли определенного положения.

Перед призывом в армию в 1948 году. Папа, Таня, мама, Олег, буба

С отъездом папы мы лишились защиты от его родственников, считавших нас и особенно бубу («белогвардейку») инородным телом в квартире, которая когда — то принадлежала деду [Рог13].

На маму свалились все трудности выживания в недружественной обстановке. После доноса бабы Веры на бубу^К318, папа потребовал, чтобы буба уехала из квартиры. Буба с Таней уехали к ее сыну — нашему дяде Андрею в Хромтау, а мы с мамой уехали в начале 1952 года к папе в Башкирию, в город Октябрьский.

Мама там стала работать и через год ее сделали главным инженером нового Дорожно — строительного управления. В Октябрьском нас тепло приняла семья папиной сестры Бони, особенно ее муж Сеня, много сделавший для нас.

Мама с Сеней на берегу реки Ик

Так как дороги строили к нефтяным вышкам, то мама попала в программу введения чиновничьих должностей для ряда отраслей горной и тяжелой промышленности. Она включала персональные звания, выслугу лет, форменную одежду, петлицы, погончики и т. д. Маму заставили сфотографироваться в мундире горного директора III ранга (в петлицах одна звезда с двумя просветами). Мама фотографироваться не хотела — знала, что долго работать в этой должности ей не придется. Но звания были персональные и «пожизненные» (с перспективой повышения и орденом Ленина за выслугу в 25 лет, а за 10 и 15 — «Знак почета» и Трудовое знамя). Маме полагался «мундир двубортный тонкой шерсти с отрезной юбкой, застегивается внизу на один крючок», шинель и папаха из черного каракуля. Что застегивалось внизу на один крючок, приложение к приказу не уточняло.