Получив данные о перемене отчества, отдел кадров издал приказ по институту. «Отныне имя рек именовать…». Кава вызвал меня, дал ознакомиться с приказом и отпустил какое — то язвительное замечание.

Режим смягчался, и про дедушек нужно было писать только при назначении на высокие посты, а не при поступлении в киевские вузы, как пришлось мне при поступлении в Физтех.

По этому поводу позже состоялся у нас разговор с Ильей, моим будущим зятем. Он сказал, что в условиях тотальной ассимиляции важно сохранять еврейскую идентичность. Я ответил, что это можно делать и другим путем, если ее хотят иметь, а действительность такова, что нужно жить по «их» правилам. «Их» вскоре не стало, и правила начали изменяться. Но об этом в следующей главе.

Дипломированным инженером Дима проработал недолго, успев получить травму спины при подъеме образца (плиты) высоколегированной стали толщиной около 120 мм со сварочным швом.

Его назначили (кооптировали, а не избрали) освобожденным секретарем комитета комсомола Института Патона, имевшего статус райкома. В советское время это было хорошее начало для карьеры «хорошего парня», которым мог бы стать Дима, если бы советская власть через год не скончалась. А так, передавая ему просторный кабинет, приемную с секретаршей, помещения на балансе комсомола института, уходящий секретарь усмехался. Он уезжал в Лондонскую школу экономики, награду, которую он выпросил у Патона.

Статусные комсомольцы, составлявшие рекрутируемый резерв КГБ, были хорошо информированы, и, не связанные присягой, никаких иллюзий не питали. Как раз в это время и началось восхождение многих из них через кооперативы и малые предприятия к своим миллиардам. Но Дима к ним не принадлежал. Он еще доверял всяким лозунгам типа «Партия, дай порулить». Он был золотом написанн на значке делегата пленума горкома комсомола. Отказался сдать в аренду малому предприятию бывших комсомольцев Патона помещения, состоящие на балансе комитета. И потерял не только деньги, но и возможность вступить в него.

Хотя Вася с детства был сбалансированной личностью, в переходном возрасте и у него были проблемы.

Проблемы были и в стране и в семье. На работе меня уже давно Алещенко лишал одной пружины за другой, и я потерял прежний драйв. Не мог себя найти и занимался, помимо основных обязанностей, всякими хобби, среди них такой дисциплиной, как межличностные отношения (т. н. «соционика»). Нина почувствовала, что я уже не тот, и мне показалось, что она стала думать, что может во многом обойтись без меня. Проявлением этого стало ее самостоятельное путешествие на Кавказ.