Вася тоже искал себя. Когда я его спросил, в какую сторону он хотел бы развиваться в смысле профессии, он сказал, что выберет скорее мамину, чем мою. Он с интересом посещал какую — то секцию биологического направления во Дворце Пионеров, получил грамоту за конкурс практических работ. Домой приносил всякую живность, сначала это был хомячок, потом лабораторные крысы, которых он носил за пазухой. Нина их пугалась, но терпела, я относился к ним спокойно. Позже он принес какого — то грязно — белого, уже довольно большого котенка с кривым глазом, который гадил где и когда хотел. Обучаться он не хотел. Я сказал, что не хочу его терпеть в доме, что вызвало у Васи даже не протесты, а подавляемое недовольство. Нина его поддержала — я веду себя не толерантно. Было это после смерти мамы и моего отпуска, проведенного в Джубге. Ах, вам котенок важнее, чем я, ну тогда поживите без меня, сказал я и ушел из дома. К друзьям из группы, с которой я ездил в Польшу, а потом в Джубгу.
Васе объяснил, что хочу без помех поработать над докторской, но внутренне я знал, а он догадывался, что это скорее повод, а не причина. Дома меня не было чуть больше месяца. Деньги домой я приносил. Нина просила меня вернуться и нашла аргументы, которые меня убедили. К 7 ноября 1989 года я вернулся.
Отношения наладились. Кота сразу же после моего ухода выставили. В феврале — марте 1990 года мы с Ниной поехали в дом отдыха «Украина» союзного ЦК в Гантиади. До этого мы приехали в Красную Поляну, жили там в бывшей даче Гречко (прекрасный бассейн с видом на горы) и катались с горы на бугельном подъемнике. Собственно, катался я, Нину пробовал учить, но не вышло — при втором подъеме на гору ей неправильно зацепили бугель, она упала, ушиблась и больше учиться не захотела.
В Гантиади Нина проходила все доступные бальнеологические процедуры и получала от этого удовольствие. По утрам мы бегали босиком по снегу — закалка, полученная мной и Олей в йоговской группе здоровья. В Домбай съездить не удалось — был снегопад.
Когда мы вернулись, увидели, что Вася сильно похудел. Какой — то запас еды и деньги на нее мы Васе оставляли. Дима уже дома практически не жил — много времени проводил с Таней или у нее.
С Васей происходило что — то непонятное. Незадолго до этого скоропостижно скончался его приятель, сосед по дому на Красноармейской, учившийся в параллельном классе. Говорили разное, в том числе, что надышался клеем. Вася если ел, то очень мало, находился в депрессии. Нашли хорошего врача, практикующего невролога — психиатра. Он посоветовал клинику, в которой Вася пробыл месяца полтора. Вышел оттуда с хорошим трендом на поправку. Мы с ним стали бегать по утрам на Владимирскую горку. Помню, что сначала ему было тяжело, но он терпел, потом бежал уже вровень со мной. Все вроде прошло, но у нас с Ниной еще долго оставалось беспокойство при любых Васиных не частых недомоганиях.