Итак, я думал, что защита Алещенко может быть не скоро, а моя и вовсе неизвестно когда.

Я ошибался. У Алещенко все было готово. Про его защиту в ИК я узнал недели за две, хотя все держалось в секрете вплоть до утверждения. В Ученом Совете Кибернетики не все были его доброжелателями. Как — то в компании с одним молодым членом Совета за кофе с коньяком, скорее в шутку, обсуждался вопрос — как бы его поддеть. Я сказал, что самым радикальным способом является просьба показать на доске, как в двоичной ЦВС «Звезда» выполняется умножение два на два. Посмеялись, но заметили, что после того, как он этого сделать не сумеет, его могут завалить. А кому это надо? На защите я не был, но вопросов там было немного. Тем более, что, оказывается, он представил и защищал доклад, а не диссертацию. Это тоже была давно задуманная комбинация с В. Костюком, зам. министра высшего образования Украины и членом Президиума ВАК. В обмен на обход правил ВАК, следующим, после его утверждения, и там же, должен был защищаться Игорь Горбань — зятек Костюка. О защите Горбаня вообще никто не знал. Все прошло как по нотам. Через три месяца после защиты, в сентябре 1990 года, Президиум ВАК присвоил Алещенко О. М. степень доктора наук. По цифровой вычислительной технике. Через год степень получил Игорь.

Вообще в эти годы для многих открылись окна возможностей для защиты докторских. Немало моих институтских друзей в Ленинграде воспользовались этим и тоже защитились.

Я же, после отказа мне в докторантуре, над диссертацией работать практически перестал:

Еще один инцидент с Алещенко, произошедший позже, сделал защиту, и не только ее, невозможной.

Но работа оставалась, мы уже изготавливали приборы по «Тарану». И я продолжал работать над многомерными матрицами. Расширял их алгебру. Писал алгоритмы, реализация которых приводила к новой архитектуре ЦВТ для обработки сигналов и снижала вычислительные затраты. Контактировал с Институтом Математики (Дрозд и Овсиенко) и Институтом Кибернетики (Иванов, позже Задирака). Мне выделили аспиранта, и мы доказали теорему о существовании и единственности обратных корреляционных многомерных матриц. Получил, по настоянию охраны, замечание «за вынос многомерных матриц с территории предприятия». (Книгу Соколова о многомерных матрицах).

Аспирант уехал на стажировку в Канаду (с концами), и я уже один устанавливал правила для различных видов умножений и сверток матриц [Rog95].

Гарик Губерман написал и об этом:

Родные и друзья III

Родные и друзья III

Дима учился на очном отделении два года. В конце второго курса он два раза завалил сопромат. Пришлось искать контакты. Нашел доцента, которая согласилась принимать у Димы экзамен третий раз. Помог книжный домик, который я организовал в группе, вместо почившего чайного. Мы вскладчину выписывали журналы («Иностранку», «Знамя», «Дружбу народов»). Как раз в «Дружбе народов» печатались «Дети Арбата» с продолжениями. А доцент, еще не старая женщина, и особенно ее мама, были заинтересованными читателями этой эпопеи. В киосках или библиотеке достать их было невозможно. А у «меня с собой было», и она согласилась принимать у Димы экзамен. Экзамен она принимала в какой — то аудитории, похожей на школьный класс, где — то на улице Ветрова. Дима сел в дальнем углу, а мы устроились за столом на подиуме и вели светскую беседу. Естественно, я поинтересовался, что, где, когда она заканчивала. Нашли общих знакомых, а когда она узнала, что я заканчивал кафедру Лурье и назвал фамилии наших преподавателей, в том числе Пальмова, то отношения стали чуть ли не приятельскими. Володя Пальмов давал отзыв на ее диссертацию. Вот уж не думал, что кафедра еще раз выручит меня. Дима получил свою тройку, и мы попрощались. Дима решил проститься с дневным отделением и перешел на вечернее. И почему — то получил диплом через пять лет (вечерники обычно учились шесть). Три года он работал в Институте Патона, куда его еще до армии устроила лаборантом жена Феликса Соляника.