Так и было.

iii

5 июня, на рассвете, началась орудийная пальба. Стреляли для устрашения, холостыми, но под грохот орудий в город входили войска. С ними вместе в город вползли «гады», т. е. Херхеулидзе, майор Локателли со своей полицией, такие личности, как мичман Макаров, главный шпион и переметчик, и даже доктор Ланг. Только Верболозова не было видно, хотя ходили слухи, что он жив и собирается еще свести счеты с «чумной слободой».

Воронцов был полон негодования. Вот она, благодарность этого народа, о здоровье которого он столько заботился! Мятеж должен быть подавлен немедленно, любой ценой. Особым царским указом Воронцову была дана вся полнота власти.

Адмирал Грейг назначался военным губернатором на место Столыпина и должен был немедленно возвратиться из Николаева (где занимался он делами судостроения) в подначальный ему Севастополь и подавить мятеж любыми средствами. Впрочем, шпионские донесения говорили о разладе между мятежниками. Воронцов был осведомлен о том, что «добрая партия» надеется на добрый конец. Грейг должен был обещать этот «добрый конец».

Адмирал Грейг обратился к севастопольцам с воззванием, в котором требовал полного повиновения, обещая помиловать всех, кроме убийц, и наказать всех должностных лиц, производивших злоупотребления.

Как только семерка явилась «для переговоров» со своими «отречениями от чумы», она была арестована по распоряжению Воронцова. Вслед за семеркой арестовали почти всех участников мятежа. Сам Воронцов прибыл в Севастополь и, поселившись на Северной стороне, близ казематов, следил за ходом арестов и очищения Корабельной слободы от «злоумышленников», т. е., попросту говоря, от всех слободских жителей.

Несмотря на многие доказательства отсутствия эпидемии в Севастополе, Воронцов утверждал обратное. Вспоминая в дневнике о своей неутомимой распорядительности, он отмечал, что «всё это (т. е. аресты, допросы, наказания) надо было делать с величайшей санитарной предосторожностью, ибо все городские кварталы были заражены, и один человек, вырвавшийся за пределы санитарной линии Северной стороны, мог распространить чуму в Крыму и в остальной части империи». Правда, этим «одним человеком» был он сам, то и дело ездивший из Севастополя в свои южнобережные имения. Но разве его могла коснуться чума?

Были образованы две комиссии. Одна – следственная, «по изысканию причин бунта». Ей поручено было расследовать злоупотребления местных чиновников во время карантинного оцепления. Об этой комиссии председатель ее граф А.П. Толстой писал: «Воронцов, управлявший всеми действиями комиссии, употреблял все возможные средства, чтобы причины бунта остались сокровенными, или какие не подвергли бы опасности чиновников местного начальства».