4 апреля 1930 года на очередном заседании Президиума Теасекции (замечу, что на нем нет ни Шпета, ни Филиппова, ни Сахновского, ни Морица) обсуждают план «Истории театральной Москвы»[1009].
Гуревич сомневается в том, что решение издавать последний, 3-й, том начиная с 1880 года обоснованно: «Трудно изучать этот период, т. к. нет даже сырых материалов, мемуаров по этому времени». Но Морозов уверенно говорит, что «надо издавать то, что актуально для читателя
9 апреля разговоры все о том же – так же сомневается в верности избрания томов для открытия издания Гуревич, указывая на трудность организации работы (отсутствие материалов, специалистов) по «Истории театральной Москвы» в том случае, если работу начинать с 80‐х годов XIX века – вместо начала возникновения московских театров. Морозов продолжает настаивать, что работа должна проводиться в такой форме, чтобы можно было найти издателя. «Выбор в качестве первоочередной темы 80‐х годов для издания удачен. Тема развертывается на ярком социальном фоне. Эта эпоха имеет действенное значение для нашего зрителя»[1011].
Но похоже, что важно не столько то, что говорят театроведы, сколько то, что на заседании, кроме Бродского, Волкова, Гуревич, Маркова, Морозова, Филиппова, Якобсона и Яковлева, уже присутствуют Амаглобели и Павлов. 14 апреля новые члены Теасекции энергично врываются в академические обсуждения.
«В. А. Павлов указывает, что когда ставится вопрос о плане Комиссии, его необходимо обсудить, т. к. теперь в Театральную секцию входят новые члены, для которых многое в плане может оказаться неприемлемым как наследство старой ГАХН. „История театральной Москвы“ должна быть только одним из рассматриваемых компонентов. Если в 19 веке в Москве был расцвет театра и Москву можно брать как типическое явление, <то> в 20 веке трудно оторвать театральную жизнь Москвы от Ленинграда. Было бы целесообразней говорить об истории русского театра. Изучение истории театральной Москвы в связи с историей города пахнет географизмом[1012]. Москву следует изучать как типическое явление в целостном развитии русской культуры лишь на определенном отрезке времени (19 век), в 20‐м же веке надо перейти к более широкому плану».