Светлый фон

Рекомендации Комиссии:

«а) не позднее 1 декабря с. г. включить ГАХН <…> в состав научно-исследовательских институтов РАНИОН;

б) в месячный срок обновить состав Президиума ГАХН, обеспечив в нем коммунистическое большинство;

в) и одновременно – пересмотреть руководящих работников всех составных частей ГАХН;

г) принять к сведению сообщение т. Когана П. С. о том, что из существующих частей ГАХН разряды Социологический и теории искусств ликвидированы; <…>

ж) в 2-месячный срок провести проверку личного состава действительных членов, членов-корреспондентов и научных сотрудников ГАХН <…> и представить на утверждение соответствующих инстанций»[1040]. Каких именно, не уточняется.

В результате «проверки личного состава» в Теасекции Морозов сменил Филиппова на посту заведующего, из действительных членов выбыли Шпет, Шапошников, Яковлев, Кашин, [М. А.] Петровский[1041].

Президиум РАНИОНа просит также «окончательно отработать производственный план» к 1 декабря 1929 года. Речь идет о пятилетнем плане, которым следует руководствоваться ГАХН в научной работе. Спустя три недели появляется новый директивный документ: «Принципы построения производственного плана ГАХН на 1930‐й год», принятый 22 декабря 1929 года[1042]. Авторство этой бумаги принадлежит Бюро научной работы под руководством Амаглобели. Документ сообщает, что Академия ныне находится в процессе обновления. Что же из этого следует? Теперь ГАХН «в первую очередь призвана обслуживать вопросы советской общественности и власти»[1043] – в связи с производственным планом пятилетки.

Это и есть конец прежней ГАХН и прежней Теасекции. И хотя еще и в следующем году будут проходить некие собрания, читаться отчеты, продолжаться хлопоты – все уже свершилось.

Новый состав Президиума утвержден 17 января 1930 года[1044]. В него, кроме П. С. Когана и М. В. Морозова, вошли С. И. Амаглобели, И. Л. Маца, Р. А. Пельше, П. Н. Сакулин и Н. И. Челяпов[1045].

Параллельно с принимающимися организационными решениями по селекции ученого люда прежней ГАХН – сокращениями, увольнениями и арестами – продолжается кампания шельмования ученых Академии в прессе, их публичная компрометация. Широкой публике внушается мысль о никчемности исследований и исследователей, смехотворности их работы. В газетах и журналах появляются выразительные установочные статьи.

В обзоре «„Академики“ об искусстве» А. Михайлов подвергает разбору несколько книг, выпущенных в последнее время сотрудниками ГАХН – В. А. Филипповым, Л. Я. Гуревич, Н. И. Жинкиным, Д. С. Недовичем, Н. И. Тарабукиным и др. Он усматривает в ученых трудах несомненный идеализм и антимарксистскую направленность, поверхностность и пошлость[1046]. Приводя цитату из статьи Шпета («Мы как погорельцы в лесу: строительного материала вокруг – изобилие, как строиться – мы знаем, только вместе с домашним скарбом погибли в огне и наши пилы, топоры и молотки <…> Революция вывернула из недр России такое количество материала, о совокупном наличии которого, кажется, никто не подозревал. <…> Но голыми руками из него построить научное здание нельзя»)[1047], Михайлов обрушивает на ученого, лишенного возможности вести исследования, опираясь на классический метод философского анализа, оскорбительные инвективы.