Отец сошел с ума

Отец сошел с ума

Какое именно серьезное несчастье постигло православных друзей Розанова, Лосский не пишет, но страшное горе пришло в семью самого В. В. за несколько месяцев до его кончины. В сентябре восемнадцатого года двое его детей – «дневная и крепкая», никогда не унывающая, жизнерадостная Варвара и ладный мужичок Василий Розанов-младший отправились на Украину за пропитанием, «на юг, к дяде Тише в Полтаву». Вася уже побывал там летом того же года и вернулся, предлагая своим родным перебраться в край, где нет большевиков, а жизнь и сытней, и спокойней. Однако едва ли Василий Васильевич и Варвара Дмитриевна могли тронуться с места. Да и вряд ли хотели…

«Теперь только тихая могила в уме, – еще раньше писал Розанов Дурылину. – Тихая, прекрасная могила. Да кофейку бы горячего перед ней. Ах, как сладко. Усталость. И чего-нибудь в желудок горячего. Дети шумят, убираются, “хочется почище в дому”. Вынес все су́дна после ночи. Варвара отказалась выносить: “некогда, я мету комнаты”. Таня – стряпает. Мама растерзана, больная, бродит. Но парализованной рукой моет чашки… О, как хочется мне быть крепостным рабом, и чтобы кто-то заботился, помог: когда склероз и я сам уже не могу себе помочь».

Письмо Горькому было и того горше: «Максимушка, спаси меня от последнего отчаяния. Квартира не топлена и дров нету; дочки смотрят на последний кусочек сахару около холодного самовара; жена лежит полупарализованная и смотрит тускло на меня. Испуганные детские глаза, 10, и я глупый… Максимушка, родной, как быть? Это уже многие письма я пишу тебе, но сейчас пошлю, кажется, а то все рвал. У меня же 20 книг, но “не идут”, какая-то забастовка книготорговцев. Максимушка, что же делать, чтобы “шли”. Вот, отчего ты меня не принял в “Знание”? Максимушка, я хватаюсь за твои руки. Ты знаешь, что значит хвататься за руки? Я не понимаю, ни как жить, ни как быть. Гибну, гибну, гибну…»

«Собираю перед трактирами окурки: ок. 100 – 1 папироса. Затянусь. И точно утешен», – писал он позднее Гершензону.

Однако если ему было в Посаде несладко, непонятно, куда и на что жить дальше, то для его выросших в Петербурге и привыкших к большому городу взрослых детей жизнь здесь и вовсе оказалась абсолютным тупиком. Татьяне найти работу с большим трудом удалось, но остальным делать в прекрасном городке близ монастырских стен было нечего.

«Мы дошли до такого горя, что вот дочь Наденька едет в СПб. в тайных намерениях, вместе с сестрою Варею (пишет чудно стихи), – поступить хотя бы в прислуги, – сообщал Розанов Семену Франку для передачи его просьбы Петру Струве, и это обращение за помощью к либералам говорило само за себя. – Объясните П. Б-чу (да он и сам поймет) горе нужды, горе полного и глубокого отчаяния…»