В сентябре Салтыков написал новый очерк для своей хроники «Наша общественная жизнь» и, отправив его Некрасову, в последующем письме решил расставить все точки над i: «“Заметку” мою в август<овской> книжке не напечатали, и я получил от Пыпина (уже после выхода книжки) письмо, в котором он пишет, что находит мою заметку слишком серьёзною (?). Ну, да чёрт с ними, а дело в том, что мне совершенно необходимо видеться с Вами и поговорить обстоятельнее. Ибо тут идёт дело об том, могу ли угодить на вкус гг. Пыпина и Антоновича. Я послал на днях мою хронику, с просьбой уважить меня, напечатать без перемен. Что будет – не знаю. Когда я поступал в редакцию, Вы говорили, что необходимо придать журналу жизни, и так как это совершенно совпадало с моими намерениями, то я и отнёсся к делу сочувственно. Надо же дать мне возможность вести это дело».
Ответное письмо Некрасова неизвестно, но хроника Салтыкова в «Современнике» не появилась. И он принял единственно возможное в этих обстоятельствах решение: ушёл, а точнее, не вернулся в опостылевшую редакцию, к мелким, лицемерным людям, погрязшим в демагогических разглагольствованиях о судьбах России.
В стране волшебств
В стране волшебств
Сидя в осеннем Витенёве, Салтыков обдумывал возможные свои пути на ближайшие годы.
«Современник» так и не стал родным для него журналом, или, скорее, он так и не пришёлся ко двору «Современника», несмотря на всю свою к нему доброжелательность. Вдобавок участие в междоусобных битвах этого издания сделало невозможным сотрудничество Салтыкова едва ли не со всеми сколь-нибудь серьёзными российскими журналами.
Финансовое положение его из-за долгов по покупке Витенёва и материнской жёсткости при их взыскании оставалось, мягко говоря, унылым. И даже возвращение на государственную службу имело некоторые сложности. Вновь прийти в Министерство внутренних дел Салтыков не мог. Он уходил с вице-губернаторского поста и возвращаться мог, по меньшей мере, вице-губернатором. Наверное, он смог бы получить место гражданского губернатора в какой-нибудь захудалой губернии, однако таковая ему была не нужна. Они с Елизаветой Аполлоновной уже прикипели к Витенёву, да и от заозерских владений не хотелось отдаляться.
Но, как мы уже не раз отмечали, Михаил Евграфович, при всём своём служебном прилежании, никогда не был пресловутой «министерской машиной»; умея без устали работать, мог и умел, по его же слову,