Спуск в карцер – так называли это заключенные – жестокое испытание, тюрьма в тюрьме. Кормят через день, окна не видно, лампа под потолком еле мерцает, сесть негде, спать почти невозможно, холод, теплой одежды не положено. Нельзя курить. Это Андреева мучило больше всего. В его описаниях спуска в слои возмездия сквозь мистические видения сквозят карцерные дни и ночи с потерей чувства времени и реальности:

Бывало, что в карцере связывали, избивали сапогами, приговаривая: «У нас не забалуешь». Врачиха Скоробогатова проверяла пульс и кивала: «Ничего, выдержит»⁵¹⁹.

Подъем из карцера – возвращение в камеру – казался подъемом почти «к России Ангелов». Однокамерники соболезновали, но происшествие не могло не стать для них событием литературным. Пока он сидел в карцере, Парин и Раков сочинили посвященный событию цикл с пародийными эпиграфами, комментариями и насмешливыми отсылками к классике. Солнечный день 5 сентября 1951 года способствовал шутливым вдохновениям. Сущность происшествия описал Парин в басне «Бабочка и поэт»⁵²⁰:

Раков завершил цикл после выхода Андреева из карцера ироническим резюме:

В «академической» камере и была написана остроумнейшая книга «Новейший Плутарх» тремя соавторами. Инициатор создания «Иллюстрированного биографического словаря воображаемых знаменитых деятелей всех стран и времен от А до Я» Раков стал самым азартным автором, главным редактором, иллюстратором. На свободе занятый преподаванием, учеными и административными заботами, он в заключении писал много. Начал сочинять цикл рассказов «В капле воды», писал литературоведческие эссе – «Судьба Онегина» и «Письма о Гоголе», стихи, чаще иронические. Любивший и превосходно знавший русскую поэзию, поэтом себя Раков не считал, утверждая, что лишен «поэтического мышления».

Когда-то Михаил Кузмин задумал и начал романом «Чудесная жизнь Иосифа Бальзамо, графа Калиостро» серию жизнеописаний – «Новый Плутарх». Кузмин был влюблен в студента Ракова, посвятил ему книгу стихов «Новый Гуль». И Раков, высоко чтивший поэта, прекрасно знал о кузминском замысле. Он и подвиг сокамерников на эту пародийную книгу. Возможно, толчком к проекту «Новейшего Плутарха» и стал цикл о «жертве Махаона».

Даниил Андреев с детства любил сочинять в шутливом роде. А биографический жанр испробовал еще во времена написания книжки об ученых-изобретателях. Сочинение новелл для «Новейшего Плутарха» стало и для него увлекательной забавой, хотя и в них он верен заветным темам и мыслям.

«Основатель издания» торопил и воодушевлял соавторов. Используя тюремные лиловые чернила и «сок хлебной корки», рисовал иллюстрации и сам написал большинство биографий. В герое одной из них, предваряемой узнаваемым портретом, в Цхонге Иоанне Менелике Конфуции изображен Даниил Андреев. Цхонг – мыслитель, педагог и общественный деятель республики Карджакапты исповедует и воплощает в жизнь взгляды и идеалы автора «Розы Мира» – предмет споров и обсуждений ученых соавторов. Характеристики деятеля в новелле и шутливы, и серьезны. «Фундамент философских взглядов Ц., – характеризует мыслителя Цхонга биограф, – образовывало убеждение о всеобщем родстве возвышенных и бескорыстных устремлений человеческой души к совершенству. Далекий от узких рамок догмы, он в каждой религии чувствовал постижение единого Бога, в каждом искусстве видел поиски единого, по существу, идеала, в каждой философской системе – служение единой истине…» Ц. последовательно отрицал «концепции, связанные с “угашением духовного начала”, т. е. основанные на рационализме и материализме». И еще, Ц., как и Проповедник в «Железной мистерии», не только похож на «идеального руководителя государства, мечтавшегося некогда Платону», но и, следуя своим идеалам, запрещает «занятие охотой и потребление мясной пищи», а главное – утверждает целительную необходимость «босикомохождения». Изложены в новелле и педагогические взгляды Андреева.