ГОРАЛИК. Хочу немножко вернуться к самому тебе, от «мы» и «они» к «я». К совсем бытовым вещам. Например, где вы жили в этот момент? И как?

КУДРЯВЦЕВ. В какой-то момент я переехал от автобусной станции к Старому городу и жил в древнем районе Мусрара. Есть Мишкенот, один из первых еврейских районов по выходу из Старого города, построенный Монтефиоре. А есть арабский вариант, когда арабы стали выходить из Старого города, не боясь жить не за стенкой. Вот Мусрара был один из таких районов. Однажды утром в ворота дома постучалась женщина – арабка из Америки, это был ее дом до 1967 года, она хотела взять земли из двора. В Мусраре жили немецкие евреи, мусульманские и христианские арабы, и жили они славно, на их территории было несколько европейских монастырей и так далее. Они при этом впрямую примыкали к границе еврейского города, и в общем-то никаких проблем не было. Я жил там уже в 1994-м. И жизнь в Мусраре тоже очень многое сделала для того, чтобы я полевел, но левел я не по этой причине.

ГОРАЛИК. А по какой?

КУДРЯВЦЕВ. Чем больше ты усложняешься, тем сложнее становится твоя правда, чем сложнее она становится, тем больше она допускает возможность существования других правд. Чем сложнее мир тебе кажется, тем большее количество чужой правоты ты способен воспринять. Это происходило с разными людьми по разным причинам, не делая их меньше евреями, меньше израильтянами, но и не делая их лучше, это важно понимать. И мне показалось, что Израиль ограничивает себя, защищая себя. Вынуждено ограничивает. Я никогда не искал этому виновных, но он, безусловно, себя ограничивает. Более того, у меня появилась потребность как-то применить свои представления о мире, некоторые подходы к этому. И тогда мы с Антоном и Михаилом Генделевым занялись выборами на «русской улице». В процессе этой работы я сформулировал для себя важное, и хотя многое изменилось, это мое представление все еще важно для меня. Израиль – прекрасная утопия. Страна заявляет себя как «независимое либеральное еврейское» государство и именно в этом качестве не способна на протяжении многих лет эффективно защищать своих граждан и строить нормальные межэтнические отношения и в рамках собственных границ, и в регионе. Конечно, Израиль делает это эффективнее, чем многие другие страны в схожих положениях. Он очень эффективен, но недостаточно. И он тратит на это огромные силы и средства. И в какой-то момент становится понятно, что выход из сложившегося положения состоит в добровольном отказе Израиля от одного из обозначенных мною критериев. Отказ от еврейского характера государства означает полное равенство и полную интеграцию палестинцев в жизнь страны, чьи предки провели на ней не многим меньше времени, чем наши в ожидании ее. Это было возможно, учитывая а) тяжелые отношения палестинцев с их арабскими метрополиями, в частности с иорданским режимом, б) ментальную схожесть североафриканских и ближневосточных еврейских общин с общелевантийским модусом, с) близость палестинского и еврейского ишува всего лишь сто лет назад. Технологически это было необычайно сложно, а главное – такой путь долог, но простых решений в этой ситуации, понятно, нет. Примирились хуту и тутси, расцветает двунациональная Канада, двунациональный Израиль стал бы реальным региональным лидером. Еврейские технологии, панарабские возможности, экономия на военном бюджете, да много всего.