ГОРАЛИК. Ты звучишь, как человек, который вообще ничего не боялся. Не боялся не в смысле физическом, а в смысле неуспеха, неудач, провала.

КУДРЯВЦЕВ. Потому что я тогда об этом не думал. Боишься же что-то потерять, а у меня ничего не было. Даже не боишься облажаться, потому что понятно, что ты уже облажался. Когда мы привязывали телефонную трубку к компьютеру, было понятно, что мы идиоты, потому что не идиоты позвонят по телефону. А для идиотов, в том смысле что для неудачников, у которых нет денег, таких же, как мы, которым надо куда-то звонить, это был азарт. Никакой стратегии не было, никто не собирался строить мировую корпорацию. Как только мне принесли пару сотен тысяч, я из этой компании ушел, а друзья, которые там остались, были более дальновидные, но тоже продали ее довольно быстро. Никто не пытался быть стратегом ни в чем.

ГОРАЛИК. Это то, чем поражают истории про 1990-е: люди брались за вещи здесь и сейчас, а дальше – будь, что будет.

КУДРЯВЦЕВ. Но только те из них, кто в какой-то момент понимал, что оппортунизм должен смениться на стратегию, собственно говоря, и стали по-настоящему успешными.

ГОРАЛИК. Или те, кто терпел, выдерживал эти первые предложения, дожидаясь вторых, третьих и пятых?..

КУДРЯВЦЕВ. Нет, те просто становились богатыми. А эти становились по-настоящему игроками. То же самое происходило в тот момент в России. Не все продавали джинсы, но многие, и только Фридман, скажем, построил Альфа-банк.

ГОРАЛИК. Ты несколько раз говорил, что, когда тебе было 25, все изменилось. Что изменилось? Что это за рубеж? Он интуитивный?

КУДРЯВЦЕВ. Я уехал в Россию. Уехал я ненадолго. Я поехал в связи с тем, что мы уже были такими специалистами в интернете, в этой телефонии, что меня пригласили приехать и проконсультировать пару компаний – одну в Москве, другую в Ленинграде. Я первый раз поехал на три месяца. И вдруг, спустя полгода, осознал, что я уже здесь живу и делаю большое дело, по-настоящему большое, потому что в Израиле к 1996 году не было ни одной институции в нашей отрасли, которая не была бы нашим должником, кредитором, партнером, конкурентом, поставщиком, клиентом и так далее. Было ощущение, что весь израильский IT – это такое болотце, что ты его весь знаешь – совершенно ошибочное ощущение, но оно было.

Я приехал в Россию, где весь российский IT составлял к этому моменту вообще 20 человек, но с другой стороны, мы сидели на каких-то собственных планерках, и Емеля Захаров говорил: «В следующем месяце мы открываемся в Тюмени, в следующем месяце мы открываемся где-то на Урале». И казалось, что можно что-то менять в этой стране, абсолютно свободной и за шесть лет изменившейся до ужаса. В ней не осталось ничего книжного, это было очень важно, это была новая страна, в которой не было ничего книжного. В ней не было даже чековых книжек. Вместо этого уже выпускали кредитные карты. Я подумал, что, как они перескочили эту фазу с чеками, так мы сделаем, чтобы перескочили еще кучу других фаз, и это будет огромная цивилизованная страна. Это, кстати, во многих мелочах в технологическом смысле получилось, потому что, например, в Европе тебя не ждет бесплатный вай-фай в любом кафе, а в Москве ждет.