Мы стояли у крупного плана Вавилона сегодняшнего дня и его пунктирного изображения в лучшие времена средневековья. Уже при его процветании город был причислен к семи чудесам света. С этого места мы сравнивали хорошо прописанные квадратики и прямоугольники с их аналогами на местности, вернее, с теми остатками развалин, которые простирались перед взором.
Естественно, мы оба, не сговариваясь, искали место, называемое на плане храмом Закура — ту самую Вавилонскую башню. Грандиозность ее подчеркивали основание, хорошо раскопанное, и фон из пальм по периметру этих раскопок, которые выглядели кустиками.
Лучше всего сохранились стены Южного дворца с лестницами и помещениями. От Висячих садов — также чуда света — остались лишь труднопонятные руины, и мы с Бароном, переглянувшись, развели руками.
Мы больше молчали: каждый сам по себе дополнял увиденное воображением. Но дух времени витал над нами. И не только он — при всей нашей интеллигентности, шальное желание настойчиво подталкивало нас унести что-либо отсюда. На память.
Видимо, мы одновременно подумали об этом и, взглянув друг на друга, рассмеялись. Невдалеке ходил местный страж-надзиратель, про которого мне позднее сказали, что он одновременно был ответственен за снабжение территории Вавилона… «останками древности» — строительным мусором. На «сувениры».
Несколько минут мы постояли у Вавилонского льва, импрессионистская манера изваяния которого впечатляла через тысячелетия.
— Как думаешь, Николас, на что намекал древний скульптор, поставив льва над распростертым человеком?
Дело в том, что композиция представляла собой твердо стоящего на лапах льва и человека, распростертого под ним — между лап и вдоль корпуса льва.
— Думаю, Максим, это извечная философская загадка, которая звучит так: «один ест, а другого едят!», или «властелин и покоренный», и еще «хозяин и раб».
— Немцы пошли дальше, — сказал я. — Не они ли пометили на вратах ада — концлагерей: «каждому — свое»?!
Побродив среди теней ушедших поколений, мы сели в машину и двинулись к Евфрату. Завернув за угол, мы встретили босоногих ребятишек — общительных, приветливых и смеющихся. Притормозив, я спросил у них дорогу к реке.
На мой вопрос: «как проехать к Евфрату?» они ответили веселым непонимающим смехом и выжидательно уставились на меня. Ответа мы сразу не получили потому, что произносили это имя неправильно. И только когда дети догадались, что нас интересует «Эль-Евфратус», то мгновенно все ручонки вытянулись в нужную нам сторону. То, что им не дали ни гроша, их не расстроило. А мы не решились на это потому, что ребятишки… не просили.