— Хуже, — уверенно произнес Барон — это смесь русского с местными аборигенами.
— Отлично, Николас. Один-ноль в твою пользу. Что будем заказывать?
— Ты же предлагал что-либо из местного, аборигенного? Заказывай!
Я махнул рукой, и к столику приблизился официант, с готовностью, но без тени заискивания или подобострастия. В том числе и к иностранцам. Народ в Ираке раскован в общении, и никаких намеков на принижение себя, даже в случаях обсуждения рыночной сделки. Достоинство без тени высокомерия — так было и сейчас.
— Что-нибудь местное, пожалуйста!
— Рыба?
— Местная?
— Из Эль-Тигриуса, — показал официант на реку. Я взглянул на Барона, но тот покачал головой.
— Нет. Что еще?
— Стейк?
Этого не хотел я. И тогда стал настаивать на экзотике, помогая себе даже руками. Наконец, он понял и сказал:
— Шип эгс, сэр?
— Корабельные яйца? — переспросил я, и официант закивал, но вмешался Барон.
— Не «корабельные», а бараньи, дорогой Максим. Не «шип», что означает «корабль», а «ши-ип» — овца. Чему тебя только учили на английских уроках? — ехидно спросил Барон.
— А ты будешь? — спросил я Барона.
— Почему нет. В Японии я ел змею, саранчу и собаку. Попробуем. Как ты?
— Я — с удовольствием: будет что рассказать.
— Особенно в женской компании, Максим, — еще раз съехидничал Барон. — Теперь уже один-два в мою пользу.
— Почему два и в твою?
— Твой провал с английским, но выигрыш с… яйцами. Пока два-один, Максим.