Президент Рузвельт, желая убедиться, настолько ли катастрофично положение Красной Армии, послал в СССР своего ближайшего советника и сотрудника – Гарри Гопкинса.
Вылетев из Шотландии на летающей лодке «Каталина» и обогнув Северную Европу, Гопкинс достиг Архангельска – таким сложным и опасным путем приходилось тогда добираться из Англии в СССР. В половине седьмого вечера 29 июля Гопкинса и посла США Штейнгардта принял Сталин. В распоряжении историков имеется полная запись переговоров, сделанная Гопкинсом.
Гопкинс начал с того, что выразил намерение президента Рузвельта оказать всю возможную помощь Советскому Союзу в борьбе с гитлеровской Германией, и в максимально короткий срок. В ответ, «характеризуя Гитлера и Германию, Сталин говорил о необходимости минимума моральных норм в отношениях между всеми нациями и о том, что без такого минимума нации не могли бы сосуществовать. Он заявил, что нынешние руководители Германии не знают таких минимальных моральных норм и что поэтому они представляют собой антиобщественную силу в современном мире…»
Изложив в общих чертах позицию Советского правительства по отношению к Германии, Сталин подытожил:
– Таким образом, наши взгляды совпадают.
Гопкинс спросил, каковы будут потребности Советского Союза в помощи. В первую категорию неотложных нужд Сталин включил прежде всего зенитные орудия среднего калибра от 20 до 30 миллиметров.
Во вторую категорию, в которую входили материалы, необходимые для длительной войны, он включил, во-первых, высокооктановый авиационный бензин, во-вторых, алюминий для производства самолетов и, в-третьих, другие материалы, уже перечисленные в списке, представленном нашему правительству в Вашингтоне…
– Дайте нам зенитные орудия и алюминий, и мы сможем воевать три-четыре года, – сказал Сталин.
Далее речь зашла о путях, которыми можно было бы доставлять вооружение и материалы в СССР. Сталин высказал свое мнение:
– Путь через Архангельск, вероятно, наиболее удобен. Порт в Архангельске с помощью ледоколов можно держать открытым и зимой. Единственные два незамерзающие порта на Севере – Мурманск и Кандалакша.
Уже первая беседа со Сталиным произвела на Гопкинса успокаивающее действие, и он писал в отчете Рузвельту из Москвы: «Я очень уверен в отношении этого фронта… Здесь существует безусловная решимость победить».
Вторая встреча началась в то же время на следующий день, 31 июля, и продолжалась более трех часов. Единственным свидетелем и переводчиком был Литвинов. Телефон позвонил только один раз, и Сталин, извинившись, что прервал беседу, объяснил: он договорился об ужине на полпервого ночи. Два или три раза, когда Сталин затруднялся ответить на вопрос Гопкинса, он вызывал Поскребышева, и тот немедленно давал необходимые сведения.