Остановить врага не удавалось. 8 сентября гитлеровцы вышли к южному берегу Ладожского озера и захватили Шлиссельбург. Ленинград не имел больше связи со страной по суше. Началась блокада.

О потере Шлиссельбурга Ставка узнала 9 сентября из сообщений иностранного радио и потребовала объяснений от комфронта – им с 5 сентября был К. Е. Ворошилов. Вновь последовала смена командования – 9 сентября и Ленинград вылетел Жуков. Донесения его из Ленинграда были чрезвычайно серьезными.

О критичности положения сообщали и члены правительственной комиссии. Наркома Военно-Морского Флота Н. Г. Кузнецова вызвали в Кремль сразу же по возвращении из Ленинграда. Сталин был в кабинете один. Сев, против обыкновения, на диван, он стал задавать вопросы об обстановке на Балтике, о количестве кораблей, их участии в обороне города (Сталин называл его на этот раз Питером). Потом, подойдя к карте, на которой линия фронта вплотную подступала к городу, Сталин повел главный раз говор:

– Положение Питера исключительно серьезно. Его, возможно, придется оставить…

Можно понять настроение Верховного: ведь тогда же речь шла и об оставлении Киева!

– Ни один боевой корабль не должен попасть в руки врага. Вы понимаете меня? – Кузнецов молчал, и Верховный продолжил: – В случае невыполнения приказа о затоплении кораблей виновные должны быть строго наказаны…

Так как Кузнецов, подавленный суровостью тона и трагичностью темы, все еще молчал, Сталин повысил голос:

– Составьте телеграмму командующему и отдайте приказание, чтобы все было подготовлено на случай уничтожения кораблей!

Кузнецов собрался с духом:

– Я такой телеграммы подписать не могу. – Николай Герасимович сам поразился решительности своего ответа.

– Почему? – Сталин был явно удивлен.

– Товарищ Сталин, флот оперативно подчинен командующему Ленинградским фронтом, и такую директиву может отдать только Верховный Главнокомандующий.

Сталин подумал и приказал:

– Пойдите к Шапошникову и заготовьте директиву за двумя подписями: вашей и его.

Как только Кузнецов сообщил о приказе начальнику Генштаба, тот изумился:

– Что вы, голубчик! – Такое обращение было характерно для него. – Это чисто флотское дело, я свою подпись ставить не буду!

Все же телеграмма была составлена, и Шапошников с Кузнецовым отправились к Сталину. Им удалось убедить Верховного подписать телеграмму; документ он оставил у себя.

Очевидно, в середине сентября Ставке приходилось считаться с возможностью потери Ленинграда и необходимостью такой трагической меры, как потопление Балтийского флота. Известно, что одновременно предпринимались меры к организации взрывов важнейших объектов Ленинграда, в том числе и мостов.