«Время для обсуждения вопросов о сталинских премиях отводилось щедро. Так, у меня сохранились заметки о заседаниях Политбюро в 1949 г. по сталинским премиям за произведения 1948 года. Заседание у Сталина для обсуждения предложений в области литературы состоялось 19 марта. Оно началось в 22.00 и закончилось в 23.50 минут. Через три дня – 22 марта – рассматривались предложения по научным трудам. Заседание началось в 23.00 и закончилось в 00.35. Более четырех часов – с 22.00 до 2.05 утра – длилось заседание 31 марта, на котором рассматривался вопрос о премиях за научно-технические изобретения.
Сталин приходил на заседания, посвященные присуждению премий, пожалуй, наиболее подготовленным по сравнению с остальными. Он всегда пытливо следил за выходящей социально-экономической и художественной литературой и находил время просматривать все, имеющее сколько-нибудь существенное значение. Причем многочисленные факты свидетельствовали о том, что все прочитанное ложилось у него в кладовые мозга очень крепко, получив своеобразные оценки и характеристики.
«Толстые» литературно-художественные журналы – «Новый мир», «Октябрь», «Знамя», «Звезда» и др., научные гуманитарные «Вопросы философии», «Вопросы экономики», «Вопросы истории», «Большевик» и пр. он успевал прочитывать на стадии самых первых, «сигнальных», экземпляров. Как-то во время одной из наших бесед со Сталиным по вопросам политической экономии академик П. Ф. Юдин спросил его с удивлением: «Товарищ Сталин, когда вы успеваете прочитывать столько литературы?» Лукаво ухмыльнувшись, Сталин сказал: «А у меня есть контрольная цифра на каждый день: прочитывать ежедневно художественной и другой литературы примерно 300 страниц. Советую и вам иметь контрольную цифру на каждый день».
Поэтому Сталин не раз сажал в лужу и работников агитпропа, и самих писателей, и членов Политбюро ЦК. Так, на одном из заседаний Политбюро, при рассмотрении вопроса о сталинских премиях за произведения художественной литературы, Сталин, обращаясь ко мне, сказал: «Вот в начале прошлого года в «Звезде» была опубликована повесть (он назвал автора и заглавие). По-моему, хорошая повесть. Почему она не выдвинута на премию? (Общее молчание.) Вы читали ее? – Нет, не читал. – Да, я понимаю. У вас нет времени. Вы заняты. А я прочел. Кто читал? (Общее молчание). А я прочел. По-моему, можно дать вторую премию». Таких неожиданностей в ходе заседаний случалось немало.
Когда обсуждался вопрос о премировании пьесы А. Е. Корнейчука «Макар Дубрава», звучали такие высказывания: повесть очень современна, Макар Дубрава – это настоящий советский шахтер… Сталин: «Мы обсуждаем вопрос не о том, кто Макар Дубрава – шахтер или не шахтер, он пролетарского происхождения или нет. Речь идет о художественных достоинствах пьесы, создан ли художественный образ советского шахтера, ведь это решает дело». При обсуждении премий по искусству кто-то из присутствующих упомянул о балете А. К. Глазунова «Раймонда». Председатель Комитета по делам искусств П. Лебедев очень неловко выразился, что у балета «средневековый сюжет». Сталин сейчас же очень зло высмеял такую постановку вопроса: «А разве «Борис Годунов» и многие другие великие произведения написаны не на «старые сюжеты»? Почему в Комитете по делам искусств такие примитивные взгляды?»