Наконец, в-четвертых, обращаясь к запискам Султана-Бабура, написанным около 400 лет тому назад, во второй половине их мы чуть не на каждой странице читаем описание того, как знаменитый Султан кутил со своими приближенными[421]. Очевидно, что пьянство тайное, скрывавшееся от палок и плетей кази-раиса, существовало здесь уже не одно столетие. Очевидно также, что если русские и виноваты в расширении круга открыто пьянствующих сартов, то виновность эта заключается в том только, что они не бьют палками тех, кто попадется на их глаза в пьяном виде.

Летом, не только у большинства горожан, но даже и в местных кишлаках основными элементами пищи являются хлеб фрукты и кислое молоко; содержание мяса в пище несколько увеличивается в тех только кишлаках, где запашки значительны и где со времени поспевания хлеба и до осени последний обменивается у мясников на мясо и сало.

Зимою во многих малосостоятельных семьях питание женщин и детей, помимо других причин, ухудшается еще и по следующему поводу. В среде малосостоятельного, как городского, так равно и кишлачного, населения на зиму мужчины образуют из себя артели, джуры, по 10–15 человек; каждый вносит по 37 рублей. Избирается артельщик, джурабаши; по большей части в его же доме происходят и ежедневные сборища.

На артельные деньги заготовляется мясо, рис, овощи и топливо. Если средства джуры достаточны, то нанимается на всю зиму плясун-батча, закупаются чай, изюм и фисташки. (Иногда в джуре участвуют и состоятельные молодые люди.) Повар избирается или на всю зиму, или же готовят поочередно.

Собираются вечером. Варится палау, в ожидании которого идет чак-чак, болтовня, прибаутки; поют песни; пляшет батча. Сидят иногда далеко за полночь. Женатые расходятся по домам, а холостые тут же и ночуют. В этих случаях муж и отец становится мало заинтересованным в качестве и количестве домашней трапезы, в которой он не участвует, а потому и питание семьи значительно ухудшается. Чтобы понять значение джуры, следует иметь в виду, что сарт – человек улицы и общественной жизни. Нельзя сказать, чтобы он совсем не любил семьи; нет, на той же улице мы встречаем мужчин, не занятых работой и нянчащихся с детьми. До известной степени он любит семью; он очень любит детей и при возможности всегда балует их, но это не мешает и тяготению к улице. Улица – клуб; на ней народ; на ней жизнь, разговоры, новости. Но зимой на ней или грязно, или холодно, а общество все-таки нужно; вот он и идет в джуру. Дома сидит или благочестивый – суфи, или человек богатый, часто, почти непрестанно, посещаемый гостями, дом которого, в сущности, тоже – джура.