Такова, конечно в самых общих чертах, та обстановка, среди которой туземный юноша постепенно превращался (и превращается) в лицемерного фанатика, в последователя тех представителей ветхозаветного уклада, о которых либеральнейший и гуманнейший из древних евреев сказал: «Горе вам, книжницы и фарисеи, лицемери, яко затворяете царствие небесное пред человеки: вы бо не входите ни входящих оставляете внити»[519].

Сделавшись таковым, книжник обыкновенно на всю жизнь оставался верным принципам, воспринятым им в стенах его alma mater[520], а выходя на арену общественной и государственной жизни, он выступал во всеоружии насадителя в окружающем его обществе доктрин и принципов ислама, во всеоружии яростного гонителя всего того, на чем не лежит печать все регламентирующего шариата, силящегося накрепко заковать в свои цепи ум, душу и совесть правоверного.

Несколько лет тому назад в Бухаре, по постановлению казиев, был казнен через побиение камнями туземец, уличенный в оскорблении словом мусульманской религии. В самом же начале этой ужасной, возмутительной казни большинство присутствовавших в ужасе бежали в разные стороны; в роли же самых лютых палачей оказались мударрисы (преподаватели) и муллы (учащиеся) местных Мадраса.

Однако же справедливость требует сказать, что как ни велики были отрицательные стороны деятельности книжников, за ними были все-таки и большие общественные заслуги: они воспитывали туземную толпу в сознательном представлении о совершенной необходимости общественного порядка, законности и сознательной общественной дисциплины. Благодаря им взаимные отношения людей отличались сдержанностью и вежливостью, а многотысячная народная толпа, собиравшаяся в городах во время праздников, не оставляла желать ничего лучшего в отношении благочиния и благопристойности.

Вместе с тем общественное мнение по необходимости, дабы быть мнением исто мусульманского общества, должно было держать сторону книжников, беспомощно мечась между суровостью принципов, насаждавшихся и поддерживавшихся представителями ортодоксального направления, и небольшой долей либерализма, проводившегося в жизнь некоторыми из ишанов-суфистов, нередко проявлявшими большую склонность критически относиться к букве закона, что в немалой мере, и невзирая на старания ортодоксов, усугублялось широким знакомством значительной части общества с той частью персидской литературы, которая проникнута идеями свободомыслия и даже атеизма.

Так, например, персидский поэт Шамс-и-Тавризи, скептически и иронически относясь к необходимости хаджа, поклонению меккским святыням, обращаясь к отправившимся в Мекку паломникам говорит: «О, вы, отправившиеся на поклонение в Мекку! Где вы? (куда это вы отправились?) Возлюбленная здесь! (т. е. Бог здесь, как и везде; зачем же его искать непременно в Мекке). Вернитесь же! Вернитесь!»[521]