После продолжительной борьбы между исламом и суфизмом, главным образом в Персии, где народная масса издревле отличалась большой склонностью к свободомыслию и к свободной критике вопросов религии, ислам, не оказавшийся в состоянии совсем подавить суфизм, должен был признать его мусульманским учением[528].

В свою очередь и суфисты постепенно сделали много уступок исламу, прикрыв все неуступленное текстами Корана и хадисов[529], что не представляло особой трудности вследствие неясности многих мест обоих последних. Таким образом, суфизм, поставленный в необходимость ради примирения с исламом многое изменить в первоначальном строе своего учения, постепенно и в значительной мере омусульманился и, подразделившись внутри самого себя на несколько орденов, сделался по наружности как бы сектой ислама.

Однако же, невзирая на это, суфизм и до сего времени, по существу, все еще во многом отличается от ислама в его чистом, ортодоксальном виде. Суфи (дервиш) прошлого времени громогласно отрицал необходимость для себя таких установлений ислама, как намаз (уставная молитва), поклонение меккским святыням, пост и т. п. Нынешний суфи не решается уже на это, но, тем не менее, говорит, что, совершая намаз лишь как требуемый религией, в зикре, в мистической молитве суфиста, он находит то, чего не дает и не может дать намаз: религиозный экстаз и общение души молящегося с божеством.

Несмотря на значительность уступок, сделанных исламу, либеральный суфизм долгое время сохранял за собой роль не только замаскированного противовеса, но иногда даже и явной оппозиции схоластической сущности, деревянной неподвижности и излишней суровости многих доктрин ортодоксального ислама, одновременно с чем ишаны (или пиры), носители и распространители в народной массе учения суфистов, в зависимости от степени либеральности каждого из них естественным образом тоже становились в положение оппонентов клики книжников ортодоксального направления.

В старое время таких ишанов было очень много; но, по-видимому, ни об одном из представителей этого направления народная память не сохранила до сих пор таких ярких воспоминаний, как о Машрабе, ученике знаменитого в свое время наманганского ишана Муллы Базара.