На такого человека после роспуска Думы пала задача установить в России конституционный порядок; эту задачу он принял. Его дальнейшая деятельность, перемены, которые с ним происходили, не стоят в противоречии с этим. Нужно только смотреть глубже, чем видимость. Левая общественность тогда находила, что роспуск Думы должен был быть только шагом к полному упразднению представительства и что будто от этого она Россию спасла своим хитроумным Выборгским манифестом. Не может быть большего самообольщения, если только вообще это странное утверждение искренно. Опровергать его просто не стоит. Конечно, в правящем классе, и особенно в окружении государя, такие настроения были; но им не дал ходу не Выборгский манифест, а Столыпин. У него тогда был свой план, и мы можем документально его воссоздать.

В «Красном архиве» было напечатано любопытное письмо государя к Столыпину, в котором он указывал ему канву для составления Манифеста о роспуске³. В письме были приведены следующие три пункта:

«1) Краткое объяснение причин роспуска Думы,

2) неодобрение и порицание тем, кто позволил себе грабить и жечь чужую собственность,

3) заявление, что все дальнейшие задачи мои, как отца о своих детях, будут направлены к справедливому обеспечению крестьян землею».

Это был старый стиль патриархальных самодержцев, с их «отеческим» попечением о подданных как о детях своих. Но что на этой канве вывел Столыпин?

«Неодобрение и порицание тем, кто позволил себе грабить и жечь чужую собственность» он заменил в Манифесте той беспощадной войной вообще с революцией, которую считал одной из своих главных задач. В этом он был непреклонен и искренен. «Да будет всем ведомо, что мы не допустим никакого своеволия и беззакония и всей силой государственной мощи приведем ослушников закона к подчинению нашей царской воле». Но это только одна задача. Манифест далее говорит, о чем в конспекте государя не было и намека, что, «распуская нынешний состав Государственной думы, мы подтверждаем вместе с тем неизменное намерение наше сохранить в силе самый закон об учреждении этого установления»; а далее, что не менее знаменательно: «мы будем ждать от нового состава Государственной думы осуществления ожиданий наших и внесения в законодательство страны соответствия с потребностями обновленной России».

Так ставил свою задачу Столыпин, и на это получил одобрение государя и обещание Манифеста. Все дальнейшее уже зависело от состава будущей Государственной думы. Ее роль в жизни страны ставилась на первое место. Подготовить подходящую Думу, получить в ней благоприятный состав, способный страну обновить, и сделать все это без нарушения избирательного закона было главной и совершенно законной целью Столыпина. Именно для этого, а не для чего другого, выборы были отсрочены на ненормально долгое время, на 8 месяцев. Общественность была совершенно не права, когда в этом усмотрела желание Думы не созывать. Столыпин, понимая ту вредную общественную атмосферу, в которой Первая дума работала, которая ее сбивала с пути, эту общую атмосферу хотел изменить и сделать это до выборов. Это сейчас становилось для него первой задачей.