Сохранение «конституции» при роспуске Думы омрачало торжество подлинных правых и восстанавливало их против Столыпина. Победа их поэтому была неполна, хотя была все же победой. А сам Столыпин в этом вопросе признавал себя побежденным. <…>

Столыпин искал разговоров с кадетами. Об этом в «Воспоминаниях» рассказывал Головин, как и о том, что от содействия ему в этом желании он «уклонился» и «отослал» его к Челнокову. Он же добавил, что, «насколько известно ему, М. В. Челноков, В. А. Маклаков, П. Б. Струве и И. В. Гессен беседовали со Столыпиным, но ничего путного из этого не вышло. Различие во взглядах и требованиях Столыпина и представителей центра Думы было столь значительно, что договориться до чего-либо было невозможно».

Не знаю, кто это Головину рассказал, но, поскольку в этих словах речь идет обо мне, это совершенно неверно. Со мной по крайней мере дело обстояло не так. Моя первая встреча со Столыпиным не была устроена Челноковым, произошла раньше и была связана с моим выступлением по военно-полевым судам. Очень скоро после этого был какой-то обед во «Франции», излюбленной гостинице наших общественных деятелей. Был там и С. А. Котляревский⁶, перводумец, кадет, из дисциплины Выборгское воззвание подписавший, но не могший себе этого шага простить. Он до обеда расспрашивал меня про Думу, про мои впечатления, очень советовал завязывать и поддерживать отношения с доброжелательными членами кабинета, в числе которых называл специально Извольского и Столыпина, и спросил неожиданно, не соглашусь ли я со Столыпиным встретиться, который будто бы этой встречи желал. Я ответил, что у меня нет «повода» его об этом просить. «Этого не нужно; он сам хочет к вам обратиться; он хотел только узнать, как вы к этому отнесетесь?» Я ничего предосудительного в этой встрече не видел и ответил согласием.

Обед не был окончен, как Котляревский вызвал меня из-за стола и сообщил, что Столыпин у аппарата. Так произошел наш первый контакт. Разговор с ним по телефону шел намеками; Столыпин, по-видимому, боялся, что будет подслушан; выразил удовольствие, что мы скоро увидимся, и сказал, что завтра там, где оба мы будем, он мне скажет о месте и времени встречи. На другой день в Государственной думе он переслал мне записку, и вечером я был у него в Зимнем дворце.

Я не придавал большого значения такой встрече; для своей партии я не был типичен и влияния в ней не имел: С. Котляревский знал это не хуже меня. Разговор со Столыпиным мог иметь поэтому только личный характер. Я понял потом, что Столыпин в подобных свиданиях искал суррогата того, чего ему не хватало, – общения с Думой.