Потому, прежде чем перейти ко Второй Думе, в чем содержание книги, надо посмотреть, как эта задача была им исполнена. Мы увидим тогда, что Столыпин лучше ставил задачи, чем их разрешал.

Глава XV Причины роспуска Думы4

Глава XV

Причины роспуска Думы⁴

Как бы ни были понятны и законны мотивы, по которым Гос<ударственная> дума уклонилась от осуждения террора, она этим оттолкнула от себя тот спасательный круг, который в ее интересах ей протягивало ее правое меньшинство. Она нанесла себе этим больший удар, чем сама ожидала. Однако это все-таки не объясняет, почему ее распустили в момент, когда серьезная работа в ней начиналась и когда возможность образования в ней делового рабочего центра становилась для всех очевидной.

Надо признать, прежде всего, что инициатива роспуска на этот раз не только не шла от Столыпина, но скорее против него. На роспуске упорно, под конец и с неудовольствием за сопротивление министерства, настаивал государь. <…>

Ясно, кто в этом направлении вдохновлял государя. Как будто специально затем, чтобы не оставить места сомнению, государь одновременно с роспуском послал непозволительную телеграмму Дубровину[53]⁵, в которой просил его передать «всем председателям отделов и всем членам Союза русского народа, приславшим мне изъявление одушевляющих их чувств, мою сердечную благодарность за их преданность и готовность служить престолу и благу дорогой родины»… Эта сенсационная телеграмма кончалась словами: «Да будет же мне Союз русского народа надежной опорой, служа для всех и во всем примером законности и порядка». Если припомнить кампанию, которую Дубровин вел в «Русском знамени» против Столыпина, ясно, кто 3 июня был подлинным «победителем»[54].

В деле роспуска влияние Столыпина сказалось в другом; подчиняясь требованию государя о роспуске, он, как и в Первой Думе, не хотел «отменять конституции». Теперь это было сложнее. Причиной неудачи двух Дум всеми считался избирательный закон 11 декабря, и было предрешено его изменить. Этого нельзя было сделать, не нарушив конституции, т. е. не прибегнув к «государственному перевороту». Задача Столыпина состояла, чтобы этот «переворот» был в самом Манифесте представлен как «переворот» и оправдывался только тем, чем все «перевороты» оправдываются, т. е. государственной «необходимостью» и «невозможностью» легальным путем выйти из положения[55], а не законным правом монарха. Текст этого Манифеста, как я уже указывал, был лично написан Столыпиным. Если причины роспуска Думы в Манифесте были неправдивы и недостойны, то отношение к «перевороту» было в нем, с конституционной точки зрения, безупречно. Я говорю не о том, был ли переворот полезен и нужен; но раз он был сделан, то мотивировать его так, чтобы этим одновременно не уничтожать конституции, можно было только так, как это сделал Столыпин.