Иными словами, для Кропоткина речь вовсе не идет о «примате коллективного», о подчинении личного групповому и общественному. То общество, за которое он выступал и боролся, должно было быть добровольной федерацией свободных индивидов, в которой отдельные люди имели все возможности для полной самореализации и могли на основе солидарности и взаимопомощи свободно договариваться с другими о тех совместных действиях, которые требовали их общих усилий и которые каждый не мог совершить в одиночку: «Для любой ассоциации основным условием преуспеяния является возможно более полная автономия личности». Эта «абсолютная автономия является первым условием федерации»[1060].
Такое общество не было уже машиной, подавляющей отдельного человека, не становилось спрутом, который охватывал, обволакивал, удушал, подчинял индивида, диктуя ему «сверху» или «сбоку», что тот должен делать. Нет, оно становилось союзом людей, находящих общий язык друг с другом на равных. И этими людьми двигал бы не только общий интерес, но и сама потребность в общении как таковом. Идеалом Кропоткина не был ни самодовольный индивид, эгоистически попирающий других, ни сообщество, растворяющее всех своих членов в сверхличностном «надо». Этим идеалом была равноправная гармония между личностью и обществом… Эту систему отношений в одном из писем Черкезову Кропоткин называет в шутку individualismus communisticus – коммунистический индивидуализм[1061].
* * *
Итак, одна из тенденций в развитии человеческого общества, утверждал Кропоткин, основана на глубинных инстинктах и все более осознанной социальной и солидарной самоорганизации. Она создает условия для освобождения человеческой личности и ее полной самореализации во всех областях в форме свободной федерации равных (но индивидуально различных!) людей на основе безвластия и коммунистических экономических отношений. Но, наряду с этой тенденцией, сформировалась и усилилась другая, противоположная и противостоящая ей. Это явление, которое анархисты называли «авторитетом», что в более точном переводе с европейских языков звучит как «власть», «властничество». «В сущности, всю историю человечества, – писал Петр Алексеевич, – можно рассматривать как стремление, с одной стороны, к захвату власти отдельными людьми или группами с целью подчинить себе возможно широкие круги и стремление, с другой стороны, сохранить равноправие… и противодействовать захвату власти или по крайней мере ограничить его, другими словами,