«Кровавое воскресенье» глубоко потрясло Кропоткина. Он восхищался поведением «этих храбрых людей, которые шли навстречу бойне с убеждением, что из их крови зародится новая жизнь». «Они были грандиозны, эти 80 000 человек, приносящих божью клятву и встретивших бойню и смерть за великое дело всей нации», – писал он сразу после событий адвокату Роберту Спенсу Уотсону (1837–1911), казначею «Общества друзей русской свободы»[1321]. Он жадно читал племяннику вслух английские газеты, цитировал отрывки из напечатанных прессой воззваний Георгия Аполлоновича Гапона (1870–1906) – лидера легальной организации «Собрание русских фабрично-заводских рабочих», организатора сбора подписей под петицией с требованиями рабочих и той массовой демонстрации 9 января, расстрелянной войсками[1322].

* * *

В следующие месяцы бурного 1905 года Кропоткин жадно, с неослабевающим вниманием наблюдал из далекого Лондона за бурными событиями, которые до основания сотрясали одряхлевшую империю. А там повсюду полыхали массовые стачки, сопровождавшиеся митингами, манифестациями, столкновениями с войсками и полицией, а часто и баррикадными боями. Во многих городах появились Советы рабочих депутатов, состоявшие из представителей бастующих: они должны были организовывать борьбу работников, действуя как органы самоуправления. Во главе этого движения стояли не только активисты социалистических партий, но и рядовые рабочие, избранные трудовыми коллективами предприятий. Во многих городах, как в Иваново-Вознесенске, Советы на время брали в свои руки управление повседневной жизнью. Появились и первые профсоюзы. Во всех слоях населения стали популярными лозунги свержения самодержавия и его замены демократическим строем. Одни выступали за конституционную монархию, другие – за демократическую республику. Но одновременно бастующие добивались социально-экономических изменений: введения восьмичасового рабочего дня, улучшения условий труда, отмены сложной системы штрафов, вежливого обращения со стороны хозяев предприятий и администрации.

Кропоткин буквально набросился на племянника Николая с расспросами. И прежде всего его интересовала большая часть населения России – крестьяне. «Он расспрашивал о крестьянах, их обиходе, разговорах, о студентах, о помещичьем быте, – причем он обнаруживал необычайную, несколько восторженную любовь к крестьянину, но терпимо относился и к среде помещиков, хорошо зная ее и потому не рисуя в одних черных красках»[1323]. И тут же Петр Алексеевич начал говорить о том, что собирается делать: «вернуться в Россию и издавать крестьянскую газету»[1324].