О чем же писал теперь Кропоткин на страницах «Листков "Хлеб и Воля"»? Изменилась ли его позиция по сравнению с 1905 годом? Прежде всего, сам он считал, что публикации должны отличаться сдержанностью. «Слово и без того моментально переходит в дело. Готовность на самопожертвование везде, в каждом уголке, такая невероятная… Так вот, когда слово моментально переходит в дело, а дело сплошь да рядом значит смерть, – является сдержанность: стыдно как-то становится употреблять звонкие слова, обращаться – тем более из-за границы – с горячими призывами к героям, к людям, УЖЕ проникнутым геройскою готовностью идти на смерть». Теперь он – «старик-офицер» и не говорит перед боем «горячих слов», а «просто излагает суть боя в двух словах»[1442]. Вновь он повторяет свои прежние слова о том, что звать людей на смерть из-за границы, из эмиграции, из безопасного далека – некрасиво. Было и еще одно соображение, «сдерживавшее» Петра Алексеевича. Никогда не питавший особых иллюзий относительно свободы и демократии в Британии, он помнил печальную участь своего друга Владимира Бурцева. В силу этого некоторые сюжеты он мог освещать очень осторожно. «В Англии приходится быть очень осторожным с „восхвалением“ террора экономического. За это здесь беспощадно пошлют 2 чел[овек] на каторгу на 2–3 года и слова не дадут сказать в защиту, как сделали с Бурцевым, и все одобрят, и газета погибнет»[1443].

Период 1906–1907 годов в революции Кропоткин рассматривал как наступление сил реакции, центром которой было так называемое Петергофское тайное правительство. Так он называл группу консервативных чиновников, определявших политику Николая II. Лидером этой группы Петр Алексеевич считал генерал-майора Дмитрия Федоровича Трепова (1855–1906) – дворцового коменданта Петергофа, товарища (заместителя) министра внутренних дел и бывшего генерал-губернатора Петербурга. Петр Алексеевич утверждал, что в проведении своей политики эти люди пользуются поддержкой Николая II, великих князей, «Совета Объединенного дворянства» и монархических черносотенных организаций. Они управляют страной, действуя методами государственного террора, организуя погромы против евреев, интеллигенции, участников революционного движения[1444].

В отличие от «чернознаменцев» и «безначальцев», он был сторонником не индивидуальных покушений и изолированных бунтов, но массовой народной революции, в которой анархистам выпадает роль застрельщиков. В своих публикациях он акцентирует внимание на успешных примерах борьбы с государственной властью в России. Их продемонстрировали участники крестьянских и рабочих восстаний, развернувшихся в 1905 году на территории Прибалтики, Сибири и Закавказья: «Только окраины России поняли, что следовало… пользуясь дезорганизацией правительства, взятого врасплох, поднимать восстание и… ломать местные учреждения, которыми держится власть теперешнего правительства на всем пространстве Российской империи. Восстали в этом смысле только латыши, Гурия с Западной Грузией да Восточносибирская железная дорога, причем гурийцы и латыши показали, как следовало бы действовать народному восстанию: они сейчас же начали организовать на местах, в деревнях свое новое революционное самоуправление»[1445].