Впрочем, Охранное отделение отвечало Кропоткину той же монетой, держа его под наблюдением. В 1917 году, разбирая архивы полиции, историк и активист Трудовой народно-социалистической партии Сергей Петрович Мельгунов (1879–1956) обнаружил, что его переписка с Петром Алексеевичем «целиком перлюстрировалась»[1558]. Департамент полиции МВД, несмотря на октябрьскую амнистию 1905 года, по-прежнему держал его на прицеле. Были прекращены уголовные преследования по обвинению «в принадлежности его к противоправительственному сообществу, присвоившему себе наименование „кружка чайковцев“», как и обвинение за издание «сочинений революционного содержания»[1559]. Но в справке Департамента полиции МВД, составленной в 1909 году, указывалось, что именно и по какой статье собираются впаять Петру Алексеевичу: «Ввиду же того, что, кроме описанных преступлений, Кропоткин ныне изобличается еще в принадлежности к образовавшейся за границей группе „анархистов“, поставивших своею задачею насильственное изменение существующего в Империи государственного строя, т. е. в преступлении, предусмотренном ст. 102 Угол[овного] Уложения, то против Кропоткина, в случае возвращения его в Россию, должно быть возбуждено уголовное преследование по упомянутой выше 102 ст. Угол[овного] Улож[ения]»[1560].

* * *

В 1911 году состояние здоровья Петра Алексеевича снова ухудшилось. Оставаться в сыром Лондоне было уже нельзя. «А я пишу в постели. Не везет мне этот год, вот уже с марта, – писал Петр Алексеевич Марии Гольдсмит в сентябре 1911 года. – Опять вступил в период, который у меня был одно время: усиленная работа – болезнь, усиленная работа – болезнь… Специалист, запретивший мне зимовать в Англии, теперь позволил, но не в Лондоне. Хотим попробовать Брайтон. Взяли домик для нас двоих. Близко к морю. Солнца в Брайтоне много»[1561]. Медик Уотсон Чэйн, приглашенный лондонским врачом Кропоткина, доктором Ингрэмом, рекомендовал Петру Алексеевичу лечь на операцию, но тот отказался. В то же время доктора сказали пациенту, что туберкулезный процесс в его легких остановлен и он может теперь зимовать в Англии, но не в Лондоне[1562].

Во второй половине октября Софья Григорьевна переехала в дом № 9 по брайтонской Чешэм-стрит, круто поднимавшейся в гору от берега моря, в двух километрах от него. Петр Алексеевич работал в Британском музее и приехал в снятый ими дом лишь 1 ноября. Пришлось перевезти тридцать три ящика с книгами и бумагами, двадцать пять ящиков и двенадцать пакетов Кропоткин раздал лондонским друзьям[1563]. В переезде ему помогали знакомые Черкезовых – грузины; одним из них был анархо-синдикалист Д. Д. Гамбашидзе[1564].