2) Большая часть товаров архангельского вывоза доставляется туда из соседних с Вологдой мест по воде, но в Петербург их придется везти преимущественно сухим путем, отчего воспоследуют многие излишние расходы для купечества.

3) Почва в Петербурге столь сырая, что пенька начнет гнить там уже через несколько месяцев.

4) Плавание по Финскому заливу крайне опасно, и обеспечение кораблей страхованием чрезмерно дорого, особливо при теперешней войне. <…>

22 октября из Петербурга прибыл нарочный с известием, что накануне кронпринцесса разрешилась от бремени сыном³³. В тот же день мы выехали обратно в Петербург. По дороге царь рассуждал о Шлиссельбурге и других своих завоеваниях и между прочим сказал, что предки его владели сим местом, как явствует из подлинных документов, хранящихся в петербургских архивах.

Поелику теперь надобно сказать о кончине кронпринцессы, упомяну о некоторых обстоятельствах ее жизни, связанных с историей Московии. Общеизвестно, что она принадлежала к Брауншвейг-Вольфенбюттельскому дому и была сестрой германской императрицы. Женитьба на ней царского сына произошла следующим образом. Его царское величество уже давно задумал породниться с каким-либо могущественным германским домом, устроив для сего брак своего сына, а заодно не только вывести царевича из состояния присущей ему апатии, но и отвадить от дурного общества, каковое делало его одиозным для всех порядочных людей. Он был столь привержен к удовольствиям, что никакие увещевания не могли заставить его переменить свое поведение. Царевич продолжал прежний образ жизни, не помышляя о том, что может лишиться престолонаследия. Однако царь не мог смириться с таковым положением и прямо объявил ему, что если в ближайшее время он не переменится, то будет заточен в монастырь, ибо лучше отсечь злокачественный член, нежели подвергать заражению все тело. Даже фавориты принца уразумели угрожающую опасность и пытались убедить его позаботиться о самом себе и стараться скрыть свою неприязнь к иноземцам и изыскать для себя невесту при одном из могущественных немецких дворов, что расположило бы царя в его пользу, хотя бы из уважения к кронпринцессе.

Сии увещевания столь поразили царевича, что он послушался внушавшихся ему советов и бросился в ноги отцу, дабы объявить о твердой своей решимости обратиться к правильному образу жизни, для чего ему надобна добродетельная жена. Посему он просил его величество дозволения совершить вояж в Германию и самолично избрать там для себя супругу. Получив согласие, он поехал к саксонскому двору, где сия принцесса находилась вместе с польской королевой. Бракосочетание совершилось в 1711 году в Торгау³⁴. Однако, привезя жену в Московию, царевич не выказывал ей ни малейшего внимания. Напротив того, я заметил, что при всех публичных оказиях он не перемолвливался со своей супругой ни единым словом и нарочито избегал ее общества. Он занимал в своем дворце правое крыло, а принцесса левое. Они виделись едва ли раз в неделю, поелику царевич почитал рождение наследника не более чем опорой для самого себя, а иначе вообще не имел бы с супругою никаких сношений. Он пренебрегал починкой дворца до такой степени, что принцесса страдала от превратностей непогоды даже в собственных покоях. Если царь за что-либо выговаривал ему, царевич упрекал ее и за это. Принцесса же принимала преследовавшие ее невзгоды с поразительной отрешенностью и смирением и поверяла оные одной лишь своей компаньонке, принцессе Фрисландской, да еще, быть может, стенам собственной опочивальни. Понадобилась бы целая книга, дабы описать все перенесенные ею страдания. Достаточно лишь упомянуть о том, что кронпринц открыто взял к себе в дом наложницу из финских пленниц и не расставался с ней ни днем ни ночью.