— Ну да? — удивился я.
Оба они — и Бушин, и Солоухин — теперь были для меня одного поля ягоды.
— Что ты! — отреагировал на мое удивленное «Ну да?» Бушин. — Собственно, разошлись мы уже давно. Но в последнее время… Особенно после этой его гадостной книжонки про Ленина… Но провожать его я все-таки пошел. Ведь нас уже так мало осталось.
В моей душе эта сентиментальная реплика никакого отзвука не нашла. Но спорить я не стал. И расстались мы с Бушиным вроде как старые товарищи, которых что-то (пусть самая малость) еще все-таки связывает. Ну — хотя бы сознание, что нас уже так мало осталось. Во всяком случае, я как бы оставил сентиментальному Бушину некоторую возможность сохранять эту иллюзию.
Но, как выяснилось, ненадолго.
Совсем недавно я получил от Бушина письмо. И даже не одно, а целых два письма. Но — на одну тему.
Речь в них шла о моей книжке «Перестаньте удивляться!», которую он прочел и которая его глубоко возмутила. Вот этим своим возмущением он со мною и поделился.
Заглянув в конец первого письма, я вчитываться в него не стал — бегло проглядел и порвал. А второе порвал, даже и не читая. О чем, кстати сказать, теперь жалею: для вот этих сегодняшних моих размышлений те письма, наверно, могли бы мне пригодиться.
Порвал же я их, потому что единственная прочитанная мною фраза, заключающая первое письмо, гласила: «Ехал бы ты лучше в свой Израиль, чем прозябать здесь с нами, в нашей болотной срани».
Фраза эта не то чтобы меня обидела. Скорее — разозлила. И не столько оскорбительностью этого расхожего антисемитского предложения ехать «в свой Израиль», сколько лживой и, как мне показалось, даже жульнической интерпретацией смысла моей книжки.
Ведь жало этой моей «маловысокохудожественной» сатиры было направлено в жизнь советскую. В это уникальное, никаких аналогов в мировой истории не имеющее государственное и психологическое образование. И если бы Бушин обиделся за советскую власть и на этом основании предложил мне убираться в Израиль, меня бы это никак не задело. Я бы только удивился: почему именно в Израиль, а не, например, в Америку? Или ответил бы: «Ехал бы ты, братец, отсюда на Кубу. Или в Северную Корею». И — все. И мы были бы квиты.
Но он обиделся за Россию. И обращенное ко мне предложение ехать «в свой Израиль» исходило из предположения (как мне показалось, откровенно жульнического), что недовольство мое нашей замечательной родиной есть недовольство чисто еврейское, что проистекает оно — это недовольство — исключительно из особого, еврейского устройства моего мозга, моего слуха, моего зрения — всех органов моего «нерусского», еврейского восприятия мира.