До недавнего времени Свет тоже входил в наш тесный круг. И хотя был он, как я уже сказал, известным «новомирским» критиком, и хотя Боря Слуцкий, любивший субординацию, когда Зоя, расставшись с предыдущим своим мужем поэтом Марком Максимовым, стала женой Света, отметил, что она вышла замуж с повышением, — несмотря на все это, вошел он в нашу компанию как муж Зои. И так — уже навсегда — «Зойкиным мужем» для нас и остался.

Отчасти это объяснялось женственной натурой Света. Но красавица Зоя не просто вертела мужем на бытовом уровне (такое случается во многих семьях). Свет сразу признал не только светское, но и, так сказать, духовное Зоино лидерство. И когда узналось, что Зоя и Свет крестились, никто из нас не сомневался, что именно Зоя приняла это решение за них обоих, что это она «охмурила» беднягу Света, как ксендзы Козлевича, потащила его за собой в крестильную купель, и он покорно пошел туда за нею, как бычок на веревочке.

А до своего (точнее — до их совместного с Зоей) обращения Свет был очаровательный рубаха-парень, выпивоха и бабник. Встречая в какой-нибудь компании красивую женщину, он подходил к ней и спрашивал:

— Откуда вы такая?

И сразу закручивался, стремительно разворачивался новый, очередной роман.

Когда они с Зоей только-только поженились, сидели мы с ним как-то вдвоем, что-то пили. И Свет — уже в тумане винных паров — сказал:

— Я знаю, у тебя там что-то было с Зойкой. Но ты не думай…

— Чушь, — воспротивился я. — Ничего у меня никогда с ней не было.

— Да ладно, брось! — махнул он рукой, давая понять, что все это не имеет для него решительно никакого значения. Во всяком случае, в сравнении с тем, что сейчас мы вот так хорошо сидим. И, опрокинув очередную — уж не помню, какую по счету, — рюмку, громко запел:

— А потом отдавалась!..

Таким я и вижу его сейчас: в полутьме (дело было теплым летним вечером, на дачной террасе) белеет его расстегнутая рубаха. И он поет на какой-то импровизированный, цыгано-романсовый, совсем не подходящий к этим рафинированным северянинским строчкам мотив:

— До рассвета рабыней проспала госпожа…

Поет словно бы на юморе, словно бы слегка издеваясь, иронизируя над этой пошлятиной, но в то же время и с душой, со страстью, с веселым пьяным надрывом, с каким-то даже отчаянием:

— A-а потом атдава-алась!!!..

А с Зойкой у меня действительно никогда ничего не было. Хотя она была так хороша, что не влюбиться в нее было просто невозможно.

Помню, однажды она заглянула ко мне в «Пионер». Какие-то длинные зеленые серьги, зеленые глаза… Она была ослепительна. Наши «пионерские» дамы просто обомлели, когда я поднялся ей навстречу и мы с ней расцеловались. Они, конечно, даже представить себе не могли, что молодой мужчина, вот так вот запросто целующий такую женщину, испытывает к ней только братские, только товарищеские чувства.