Виноградов, однако, слушал этот ее рассказ не перебивая и, как мне показалось, с подлинным интересом. И все писал, писал что-то в свою великолепную кожаную тетрадь. И мне казалось странным, что он тратит драгоценные листки этой роскошной тетради на всю эту мамину чепуху. Ведь мы же, думал я, не постоянные его пациенты. Наверняка больше ни разу к нему и не придем. Зачем же портить ради нас эту роскошную тетрадь: если уж так ему необходимо все это записывать, взял бы для такого ординарного случая какую-нибудь другую, обыкновенную.

Покончив с мамой, профессор так же долго и внимательно слушал меня. И тоже записывал. Затем последовал обычный медицинский осмотр и наконец заключение.

Он сказал, что у меня действительно нефрит. Довольно, правда, редкая, как он выразился, гематурическая форма нефрита. И скорее всего не хроническая.

Делать надо то-то и то-то. Но прежде всего — удалить миндалины.

— У моего сына, куц, — сказал он, положив руку мне на плечо, — было, куц, то же самое. Удалили миндалины, куц, и все прошло… И плавает, и ест все, куц… И соленое, и острое… И водку пьет, куц, как ни в чем не бывало…

Этот рассказ профессора про его сына, должен сказать, сильно меня обрадовал, поскольку меня — по тогдашней моей глупости — более всего в моей болезни угнетало именно то, что мне строжайше запрещали плавать, есть острое и соленое, ну и, разумеется, пить водку. К водке особого тяготения у меня, правда, не было, но невыносимо было мириться с такой своей мужской неполноценностью. Старик словно прочел все самые тайные мои мысли…

Но это все я осознал уже потом. А в тот момент, когда он обратился ко мне с этим своим ободряющим монологом, меня более всего поразило вот это странное словечко «куц», которым он перемежал чуть ли не каждую свою фразу. Сперва мне даже послышалось, что он говорит не «куц», а — «куцый». Но вскоре я сообразил, что никакого смысла в этом его словечке искать не надо: просто это у него такой дефект речи.

А профессор тем временем снял руку с моего плеча и опять обратился к маме. Он зачем-то стал ей объяснять, что в нашей медицине — точнее, в той ее области, которая называется «ухо-горло-нос», — есть две школы: школа профессора Трутнева и школа профессора Фельдмана.

Врачи, принадлежащие к школе профессора Трутнева, полагают, что миндалины удалять не надо, что тут во всех случаях показано консервативное лечение. Что же касается профессора Фельдмана и его учеников, то они придерживаются иной, радикальной точки зрения.

— Так вот, — заключил он. — Прежде чем идти с сыном к отоларингологу, узнайте, куц, к какой школе он принадлежит. И к тем, кто придерживается, куц, взглядов профессора Трутнева, даже и не ходите. Миндалины вашему сыну, куц, необходимо удалить. Никакое консервативное лечение тут не поможет.