Человека надо любить и спасать сколь это возможно. Письмо Н. А. Крымовой Ефремову в 1981 году полно благодарности за спасение Толи (Анатолия Эфроса, ее мужа) с помощью «Тартюфа», и выражена благодарность в следующих словах: «Я тебя очень, очень люблю. Мы тебя очень, очень, очень любим <…> Ты — удивительный тип, редкостный какой-то экземпляр человеческой породы. Я тобой часто любуюсь издалека и улыбаюсь при этом, будто знаю что-то, чего другие не знают <…> Есть такое понятие: верность. Она не из благодарности возникает, туда благодарность лишь входит иногда, и может и не входить. У меня нет слов, чтобы тебя поблагодарить…» Это мощное письмо, из которого следует, что однажды один режиссер чем-то важнейшим помог другому, и жена второго благодарит первого — и не за «Тартюфа» только, поставленного Эфросом во МХАТ, а за верность человеческому званию. И в постскриптуме предлагает «чайник — чтобы чай пить, тапки — чтобы сидеть иногда дома и ничего не делать, или бежать в ванную, перед тем как идти во МХАТ».

К несчастью, рост числа больных революцией во второй половине XIX века по всей Европе сопровождался научными открытиями, техническим прогрессом и прочими достижениями человеческой смекалки, отчего постепенно и возникли абсурдные представления о труде, создавшем человека из обезьяны. Этой светлой мыслью мы обязаны Фридриху Энгельсу, другу и спонсору Карла Маркса. Эти друзья так и написали (а советские школьники учили наизусть): призрак бродит по Европе, призрак коммунизма. Страшно, не правда ли?

Бред ревности, всем известный — это не прихоть дурного характера, но расстройство души. Тяжел и ужасен бред свободы. В том же печальном кругу и борьба за справедливость; так мне сказал один практикующий врач, редкий специалист. Борьба за справедливость хуже игромании, а эта последняя для любого нарколога сущая пытка. Профессиональные революционеры страдают этой хворью сами и заражают окружающих, которые и без того грешные люди со своим набором, а тут им еще разжигают и манию величия. Артист, выходящий на сцену, много веков подряд играл роль — так назывался свиток с текстом (отсюда же «ролик»). Еще в античном театре роль сворачивали трубочкой-свитком. Книг еще не было, как вы понимаете. Театральное действо было долгим, по три дня, актеры — только мужчины. Почетное занятие. Но в Древней Греции речь о живом человеке и тем более некоем человеческом духе не шла вовсе, как и позже. До истерической ереси о человеке как венце творения додумался только XIX век, и не потому, что согласно Книге Бытия Бог создал человека в конце недели, после чего отдыхал, а потому что думать о себе как прекрасной загадке и тут же разгадке — стало хорошо. И модно.