«Либерализация цен» была совершена, можно сказать, в одно утро. Люди (неразумное население) проснулись после Нового года в другой стране. Неслыханно удивились, что в магазинах, еще вчера пустых, продается три вида колбасы — но дорого. (Колбаса здесь и продукт, и символ.) Все выросло как из-под земли, хотя никак вроде бы не могло. Оказалось, все было, но на прилавки не выпускалось, чтобы создать иллюзию краха. Реформа, таким образом, заключалась в создании зримой проблемы (пустые магазины), а затем — блистательном ее решении: наполнение магазинов резко подорожавшими товарами, словно кривлявшимися: хочешь есть — иди строить капитализм! Работать надо. Зарабатывать. Не умеешь — уйди совсем. И ушли совсем миллионы некогда живых людей.

Театральные, балетные, машиностроительные, медицинские, учительские, детсадовские, прочие — все существующие на тот момент сообщества оказались перед пропастью. В учреждениях культуры стало невесело. Переход на рынок означал и коммерциализацию контента, актуализацию подходов, в которых никто не разбирался: сегментацию аудитории, целевое послание, усиление развлекательной функции и пр. Главное — другая этика: культ успеха, материальная выгода, лидерство, корпоративная культура.

Главное для режиссера Ефремова — ансамбль единомышленников — было вычеркнуто из жизни как концепция. Модус бытия изменился до вывернутости наоборот. Ансамбль не тождествен команде партнеров в рамках корпоративной культуры, а именно эти новые термины свалились в язык грудой булыжников: осмысляйте. О. Н. к 1992 году понял достаточно: волшебная идея труппы, способной свернуть горы своей оркестровой мощью и живым общением актеров, умирает. Из принципиальных индивидуалистов, каковыми должны были немедленно стать все граждане России, исторически коллективистского общества, не получится ни того театра, ни той страны, о которых он грезил всю жизнь.

Спустя годы театральный критик напишет о нем заметку с характерным заголовком «Не наш современник». Она напечатана в газете «Время новостей» 1 октября 2002-го, во вторую годовщину его смерти. Он уже не наш, не современник. Почему? А потому, что «его фрондерство вполне укладывалось в рамки пьес Шатрова о человечном Ленине и коварном Джугашвили, а борьба за хорошую советскую власть, как у всех театральных диссидентов, оборачивалась коллаборационизмом с той властью, что стояла на дворе (а как иначе обеспечивать воспроизводство театрального процесса?)». За что можно ненавидеть критика, так это за своевольное прокурорство. Раз — и одной фразой стерла в порошок. Потом возвышенно пожалела: Ефремов «стал новым апостолом самой прекрасной и возвышенной из всех театральных религий». Ну спасибо, удружила.