Маршал, скорее всего, испытывал брезгливость к методам фашистов и их расовой политике. Он как-никак аристократ и настоящий – старой закалки – офицер, выбравший своим девизом фразу: «За чистое дело – чистым оружием». В письмах к друзьям и родным его несколько старомодный сарказм как нельзя лучше передает отношение к происходящему: «…Героическое нападение отважных итальянцев на дерзких албанцев вызывает здесь, в общем, подавленность. То, что рыцарственный Дуче выбрал для нападения Страстную пятницу, и к тому же следующий день после родов Королевы, оказалось, по-видимому, битьем по воде, – по крайней мере, здесь элегантности этого жеста не сумели оценить по достоинству»[347].

И все же Маннергейм был уверен, что главная опасность грозит Финляндии с востока. Во время визитов в Великобританию встречаясь с Черчиллем и другими политиками, он убедился, что там явно недооценивают намерения, а главное – возможности Советского Союза. Он удивлялся недальновидности западных политиков. Правда, из Финляндии было лучше видно и слышно. Первый «сигнал тревоги» прозвучал в Хельсинки в июне 1935 года, когда посол СССР Эрих Асмус заявил премьер-министру Кивимяки: в случае войны в Европе Советский Союз для обеспечения собственной безопасности, возможно, оккупирует какие-то области Финляндии. С этого времени финское правительство решило в своей внешней политике ориентироваться на скандинавские страны – то есть настаивая, как и они, на своем нейтралитете, попытаться в то же время начать совместную с ними работу по защите этого нейтралитета и обеспечению неприкосновенности своей территории. Эти планы были обречены на неудачу уже потому, что политические интересы стран Скандинавского полуострова слишком разнились: Дания и Норвегия опасались Германии, Финляндия видела угрозу в Советском Союзе, а Швеция – и с той, и с другой стороны. Но все же «скандинавская ориентация» была единственным способом избежать участия в конфликте крупных держав. Особенно убежденным сторонником нового курса был Маннергейм. По его настоянию в 1936 году послом в Стокгольме назначают Паасикиви, который, как и Маннергейм, долгие годы пробыв «в запасниках» политики, в решающие моменты еще не раз окажется необходимым своей стране. Оба они возлагали большие надежды на Оборонный союз с «неприсоединившимися» скандинавскими странами – вернее, с ближайшим соседом Финляндии Швецией. В случае войны с СССР любая помощь – и военная, и продовольственная – могла поступать в Финляндию только через Швецию. Кое-чего Маннергейм добился – например, договора со шведской фирмой «Бофорс» в 1936 году о поставках вооружения. Но главным был вопрос о совместных оборонительных сооружениях на Аландских островах. Аланды – предмет извечного спора между Финляндией и Швецией – расположены у входа в Ботнический залив, отделяющий Финляндию от Швеции. Защита архипелага была в интересах обеих стран. К концу 1938 года Финляндия и Швеция пришли к общему мнению по поводу совместного строительства укреплений на южных островах архипелага и о необходимости размещения там войск. Этот так называемый «Стокгольмский проект» премьер-министры обеих стран подписали в январе 1939 года. Все же для осуществления его требовалось согласие государств, подписавших международное соглашение 1921 года, по которому Аландские острова объявлялись нейтральной демилитаризованной зоной. Швеция потребовала также одобрения проекта со стороны СССР, хотя он не входил в число стран, подписавших соглашение. Маршал, приложивший столько усилий для создания финляндско-шведского альянса, возражал, он догадывался, что за этим последует: СССР потребовал права контроля над укреплениями и размещением войск. В мае 1939 года Молотов, только что сменивший Литвинова на посту наркома иностранных дел, заявил: «Строительство укреплений на Аландских островах затрагивает в большей степени интересы Советского Союза, чем Швеции». Конечно, Стокгольмский проект возможно было осуществить и без согласия СССР, но шведское правительство не решилось на это.