4 июня 1942 года Маннергейму исполнялось семьдесят пять лет. Он хотел было избежать больших торжеств: «Это было неприятно, и я проявил бы дурной вкус, устроив даже скромный праздник, в то время как мои солдаты на бесконечно длинных линиях фронта находятся под давлением и вынуждены жить в непрерывной смертельной опасности», – писал он позже сестре[400]. Маршал объявил, что проведет этот день в очередной инспекционной поездке на фронт. Во время гражданской войны Маннергейм использовал в качестве передвижного штаба поезд из нескольких вагонов. И в двух последующих войнах железнодорожный состав часто служил ему для поездок на линии фронта и в столицу. Туда входили вагон-ресторан, два спальных вагона для охраны и обслуги поезда, вагон противовоздушной обороны и грузовые вагоны для перевозки автомобилей. Салон-вагон включал гостиную, кабинет, одновременно служивший Маннергейму спальней, и четыре купе. В двух из них спали его адъютанты, остальные два предназначались гостям – генералам, приезжавшим с докладом, или личному врачу Маннергейма.

Итак, маршал уведомил президента и правительство, что будет в поездке. Но Рюти все же попросил сообщить, где будет находиться его передвижной штаб, и в день юбилея в сопровождении председателя парламента и многочисленных делегатов от различных организаций прибыл специальным поездом в Иммола, станцию возле города Иматра, где находился военный аэродром.

В живописном месте на берегу Сайменского канала их ждал на запасном пути поезд главнокомандующего.

Предполагалось, что с поздравлениями от Германии прибудет Кейтель, но с ним пожаловал и совершенно нежданный гость – Гитлер. Когда накануне вечером Маннергейму и президенту Рюти объявили, что летит сам фюрер, они взволновались: чего тот может потребовать? Это был порядочный стресс для маршала Финляндии (новое почетное звание было юбилейным подарком правительства и президента). Маннергейм опасался, что Гитлер собирается говорить с ним о наступлении финнов на Ленинград и Сороку. Страхи оказались напрасными – ни Гитлер, ни Кейтель не поднимали вопроса о новых наступлениях на перешейке и мурманской трассе. Правда, Маннергейм, Рюти, Гитлер и Кейтель, уединившись в одном из вагонов, беседовали без свидетелей, но начавшуюся было (по секрету от беседующих и без их согласия) звукозапись пришлось почти сразу прервать. Полное содержание разговора осталось неизвестным; то, что сохранилось в записи, являет собой в основном монолог Гитлера. Эта одиннадцатиминутная запись – единственная в своем роде: здесь Гитлер не произносит речь, а просто разговаривает, перескакивая, как это бывает в обычной беседе, с одной темы на другую – о войне с СССР, об оккупации Франции и Румынии, о неудачах Италии в Африке, но никаких требований к Финляндии не предъявляет.